Моя война

Шли мы примерно 8-10 дней. И оказались в око­пах перед высотой 371.3 на подступах к городу Двинску. Перед нами выступил командир роты. Это был ка­питан Закиров. Фамилию узнал позже и хорошо за­помнил, так как служил под его командование восемь месяцев, до января 1945 года.

Он объяснил, что мы отныне являемся солдатами 38-й отдельной штрафной роты

22-й Армии. Наша задача - взять расположенную перед нами высоту и удержать ее. Все, кто успешно выполнит эту задачу, будут освобождены от пребывания в штрафной роте. Таких переведут для продолжения военной службы в другие части действующей армии.

Он тогда же предупредил: «Ни о каком отступле­нии и речи быть не может. За вами пулеметы, и каж­дый, кто повернет назад или в сторону, будет тут же расстрелян». «Только вперед!» - было последнее за­явление командира роты.

В окопах мы находились двое или трое суток. Нам подвозили еду и воду. Оставалось только ждать...

Время тянулось медленно. Мы не знали, что нас ждет, но нервное напряжение вызывало тревогу. Ря­дом были почти незнакомые ребята. Некоторых изред­ка видел только в лесу.

Знакомились. Давали друг другу адреса родных. Просили сообщить им о нашей смерти, если убьют. Обещали выполнить их просьбы, если останемся жить. Предчувствие было страшное. Но при этом мы даже не представляли, что нас ждет.

Утром, почти на рассвете, наша артиллерия нача­ла обстрел высоты. Подступ к ней был заминирован и окружен колючей проволокой. Самолеты в этом бою не участвовали, танков не было. Были лишь наши тела и наши жизни, которые мы должны были отдать, как цену, за эту, будь трижды проклятую, высоту. Это мы знали заведомо...

Саперы попробовали прорезать в колючей прово­локе проход. Но шквальный огонь противника и мины, на которые наталкивались саперы, не дали им выпол­нить эту задачу. Снова заработала наша артиллерия. Под огнем взрывающихся снарядов саперы смогли кое-где убрать проволоку. Ждем зловещего приказа «Впе­ред!». И когда он прозвучал, мы, поднявшись с земли, бросились в атаку. Никаких мыслей, никакого чувства страха. Словно роботы, бежим и кричим «Ура!».

Но шквальный огонь немецких пулеметов и авто­матов заставил и нас прижаться к земле. Слышим при­каз: «По-пластунски - вперед!». Мне мешало ползти противотанковое ружье. Появилось желание его бро­сить. Но, к счастью, я этого не сделал. Редеют наши ряды. Многие солдаты уже двигаться не могут: немец­кая пуля уложила их навечно. А я ползу. Механически ползу наверх, на встречу со смертью. Мы уже были близки к цели, как огонь противника стал реже, разда­вались лишь отдельные выстрелы. Мы поднялись с земли и бросились к вершине высотки. Небольшая группа немецких солдат бежит от нас, оставляя своих раненых и убитых. А вся высотка усеяна трупами. Ра­неных мы в ярости расстреливаем. Но догонять убе­гающих нам не разрешили.

Оказавшись в немецких окопах, мы увидели, что добрая половина наших сол­дат находится на подступах к высоте убитыми или ра­неными. Капитан Закиров приказал отнести раненых вниз. Вместе с другим солдатом-штрафником подни­маю с земли живого солдата с распоротым животом. Несем осторожно, медленно: нужно еще смотреть, куда ставить ногу, потому что кругом мины. Но, увы, доне­сти его живым мы не смогли. Он скончался на наших руках. Положили труп на землю. Укрыли шинелью - и снова на высотку.

На высотке командир роты приказал нам готовить­ся к контратаке. Стою в окопе, положив на бруствер свое ПТР. Рядом землянка, где капитан Закиров по те­лефону докладывает о взятии высоты и о понесенных потерях. Просит подкрепления для развития успеха. Было это примерно в 10 утра. Весь день, до самого вечера капитан, ругаясь, требовал помощи.

Но его усилия были напрасны: помощи мы так и не получили.

Наступил вечер, а потом и ночь. Мы, по-прежне­му стоя в окопах, ждем контратаки. Когда начал брез­жить рассвет, мы услышали вдалеке скрежет гусениц танков и шум моторов, который раздавался оттуда, куда бежали немцы.

Танки приближались, начали стрелять.

Неожиданно из темноты в нескольких десятках метров от меня появилось огромное железное чудо­вище. Выстрелил из ПТР и (о, чудо!) танк замер, а потом на нем вспыхнул огонь. Продолжаю стрелять. Слышу крик командира роты: «Молодец, старший сер­жант!».

Вдруг где-то рядом взрыв снаряда, и я падаю на дно окопа. Очнулся в окружении удивительной тиши­ны. Постепенно прихожу в себя, память возвращает меня к недавним событиям. Но что со мною, еще не понимаю. Кругом тихо-тихо, ни звука... Охватил ужас, стало страшно: где танки, где ребята? Почему всё и вся молчит? Я боялся открыть глаза, пугала мысль, что нужно подняться и опять стрелять. «Нет, лучше уме­реть и все забыть...».