Моя Вселенная (СИ)

Недавно, где-то в перерывах между перелетами в моем лэптопе оказался один фильм. Совершенно не отвечающий моим вкусам и предпочтениям.

Что побудило нажать меня на кнопку «play», я так и не поняла, но начав смотреть его, оторваться уже не смогла. Фильм рассказывал о женщинах, родивших от оккупантов. Женщины живут на острове под надзором с детьми. Ради пропитания ловят рыбу.

Быт скромный.

Живут надеждой на прощение.

Но верховные чины решают вопрос радикально - расформировать поселение и отправить матерей в лагеря за то, что с ними произошло.

Кого-то изнасиловали, кто-то просто хотел выжить - покажите мне того, кто не хочет.

Кто-то шел ради куска хлеба, кого-то оговорили, а были и те, кто влюбился - стоит ли осуждения? Вопрос спорный.

Сторона войны: не убийств, а морального уничтожения. За ним следует злоба и полное отчуждение, нет прощения подстилкам врага. Общество никогда не простит такую женщину.

Слабые и беззащитные женщины готовы были идти на все что угодно ради спасения себя и своих детей.

А дети? Какая их ждет судьба? В лучшем случае детдом. Вопросы "чей ты?" и клеймо позора матери.

Несмотря на причины появления на свет своих детей, матери их любят, да и есть ли разница, какой ты, для настоящей материнской любви.

Меня всю жизнь посещал вопрос. Что я сделала, чтобы заслужить такое отношение своей матери? Вернее, отсутствие какого-либо отношения. Полное отчуждение.

Мне всегда казалось, что будь я лучше, чем есть на самом деле - она вернется.

Если я буду кушать кашу по утрам, она обязательно об этом узнает и вернется. Если я буду получать хорошие отметки в школе - она обязательно об этом узнает и вернется.

Я становилась старше и все чаще ловила себя на мысли - мама не вернется. И самое странное, что в этом нет моей вины.

Ребенок ничем не обязан своей матери. Мать обязана ребенку всем.

Но даже при таком раскладе в природе у человека заложено любить своего родителя, каким бы он ни был.

Способна ли я испытывать хоть что-то в отношении своей матери? Я не знала, но мне определенно стало не по себе от того, что я услышала.

И сейчас я сижу в коридоре больницы не в силах сделать шаг в комнату напротив. Уверенная рука сжимает мои пальцы, и я чувствую обжигающее тепло, исходящее от нее.

-  Как ты? - раздается вопрос у меня над ухом, - твои руки ледяные, и ты вся дрожишь.

-  Нормально... - тяжело сглатываю и кладу голову на плечо Марка.

Еще чуть-чуть задержаться перед самой непростой встречей в своей жизни.

Даже та неожиданная поездка вместе с матерью оказалась для меня не такой тревожной, чем то, что предстоит мне сейчас.

Моя мать борется с раком. Вернее, пытается бороться.

Врачи говорят, что еще есть шанс, но, к их сожалению, они ничем помочь не могут, нужно ехать в Израиль и продолжать лечение там. К сожалению, именно это и побудило Сергея обратиться ко мне.

В палате было слишком светло.

Елена лежала на кровати, и казалось, с тех пор, как мы виделись в последний раз, она похудела вдвое. О длинных белоснежных волосах теперь напоминало лишь семейное фото, стоящее на прикроватном столике. Вытянутое лицо, мятое тело, сорочка, еле держащаяся на костлявых плечах. Картина не из прекрасных.

Она повернула голову на меня в тот момент, когда я остановилась возле кровати. Она протянула ко мне руку, и я попятилась.

- Доченька... - она натянуто улыбнулась, а я пыталась понять, зачем приехала.

Прошло двадцать три года ожидания, и вот я услышала заветное «доченька». А нужно ли мне это?

Мои ноги буквально приросли к месту, я с трудом могла пошевелиться. Я даже не знала, что сказать этой женщине, лежащей передо мной. Мне просто хотелось спросить, зачем именно сейчас она решила вернуться в мою жизнь.

Замолить грехи на смертном одре?

Или вновь приобрести брошенную дочь?

Зачем она обрушилась на мою голову?

-   Как ты себя чувствуешь? - не я, мой рот произнес эти слова.

-   Как видишь, доченька, плохо... Очень плохо, - ее голос звучал, словно в вакууме для меня.

Мне показалось, что она назвала меня по имени и еще что-то пыталась мне рассказать. Но я уже не слышала ее, как бы ни пыталась.

В следующую секунду ее тело скрутило судорогой, аппараты, стоящие рядом, начали мигать и издавать оглушающие звуки.

Сергей, который так же находился с нами в палате, попытался унять непослушное тело, Марк побежал за врачами, а я не издала ни звука и не сдвинулась с места.

Я лишилась возможности дышать, когда почувствовала на своем теле всю боль своей матери.

-   Мама? - прохрипела я. Но все мои попытки оказались тщетны. Ответа не было.

Я попятилась на нетвердых ногах и ударилась о что-то. В палату забежали несколько человек, раздавались крики, но я уже попятилась к выходу, прощупывая себе путь, как слепой младенец.

Мне хотелось уйти. Забежать домой и залезть в кровать под одеяло. Подождать, когда страх, окутывающий меня, испарится. Мне хотелось остаться одной, потому что кровоточащая рана в моей груди готова была зацепить рикошетом любимых мне людей.

Выползая из палаты, я почувствовала, как кто-то поддерживает меня за талию, помогая двигаться.

Марк. Конечно, а кто же еще.