Моя вторая мама. Том 1

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Ханс. – Я должен идти. Надеюсь, мы останемся друзьями?

– Конечно. Счастливого пути, и пиши нам! – Даниэла расцеловала Ханса в обе щеки.

– До свидания, – сказал Ханс Хуану Антонио.

Мужчины обменялись рукопожатием, и Ханс направился к узкому проходу, поправляя на ходу сумку, висевшую у него через плечо. Прежде чем скрыться в толпе пассажиров, Ханс обернулся и помахал рукой.

– Он хороший человек, – убежденно сказала Даниэла. – Меня мучают угрызения совести, потому что я счастлива, что Джина осталась.

– Вы обе – ненормальные, – покачал головой Хуан Антонио, пряча улыбку.

У выхода их встретила Джина:

– Некрасиво получилось, да? Что Ханс подумает обо мне?

– Если честно, то да, некрасиво. Но потом было бы еще хуже, – успокоила ее Даниэла.

– Мне стало ужасно плохо от одной мысли о том, что надо войти в самолет и улететь так далеко, – оправдывалась Джина.

– Ах, Джина, я так рада, что ты осталась! – призналась Даниэла.

– Только пусть Фелипе не думает, что я осталась из-за него, пусть еще помучается. Скажем ему, что я опоздала на самолет и на следующей неделе улечу к Хансу, – попросила Джина.

– Нет, мы скажем ему правду, я не позволю, чтобы ты и дальше вела себя, как дитя, – возразила Даниэла и радостно улыбнулась. – Мы, царицы Карибского моря, – женщины, а не девочки.

– Плохо только, что теперь мне придется искать работу. Я ведь не допущу, чтобы выгнали человека, которого ты взяла на мое место, – озабоченно произнесла Джина.

– А я никого не взяла! В глубине души я всегда надеялась, что ты останешься, – засмеялась Даниэла.

– Вы действительно невероятные существа, – восхитился Хуан Антонио.

– Мы – царицы Карибского моря, – подхватила Джина. – И снова вместе, как всегда.

– Один за всех и все за одного, – сказала Даниэла.

– А у меня какая роль? – поинтересовался Хуан Антонио.

– Ты – царь Карибского моря! – торжественно объявила Джина и, указав величественным жестом на свой багаж, сказала: – Возьми мои чемоданы!

Глава 38

Херардо уже начал привыкать к тому, что по субботам он обедает в доме у Каролины. После обеда они сидели в гостиной и пили кофе.

– А скоро вы поженитесь? – спросил Лало, заглядывая в глаза Херардо.

– Да. Скорее, чем ты думаешь, – ответил Херардо и, обращаясь к Аманде, сказал: – Надеюсь, когда мы с Каролиной уедем, чтобы пожениться, вы сделаете нам одолжение и присмотрите за детьми?

– Ну уж нет! Вам придется взять детей с собой, – возразила Аманда тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Вы там будете разъезжать по заграницам, а я здесь отдувайся?

– Извините, донья Аманда, я не хотел вас обидеть, – сдержанно сказал Херардо.

– Я знаю. Просто вот такая я несносная старуха, – глаза Аманды сердито буравили дочь.

– Мама, прошу тебя… – взмолилась Каролина.

– В моем доме я поступаю так, как считаю нужным, – перебила Каролину мать. – Когда ты выйдешь за своего жениха, ты будешь командовать у себя дома.

– Я думаю, мне лучше откланяться. До свидания, – попрощался Херардо.

Каролина пошла его проводить. Закрыв за Херардо дверь, Каролина вернулась в гостиную.

– Ты нагрубила Херардо. Он всегда с тобой очень любезен. Он не способен на неуважительное обращение.

– Вы, значит, в путешествие, а я, как прислуга, должна остаться приглядывать за пацанами? Нет уж, голубушка! И не смотри на меня, как грустная корова! Вы видите во мне палача и мечтаете избавиться от меня, – перешла на крик Аманда.

– Если ты и дальше будешь так к нам относиться, я заберу детей и уйду из дома, – пригрозила Каролина.

– Иди, переселяйся к своему адвокатишке! Нынче сожительство в моде, – бушевала Аманда. – Только я не намерена быть нянькой!

– Ты ничего не поняла, – стараясь унять нервную дрожь, проговорила Каролина. – Вот когда останешься одна, будешь казнить себя за то, что ты сделала.

Долорес спешила на свидание, благоухая дорогими духами. С утра она успела зайти в парикмахерскую, и теперь у нее была новая прическа.

– Тебе очень идет, – одобрил Хустино. – С этой прической ты похожа на Клеопатру.

– Я ее сделала для тебя, – Долорес зарделась, как девочка, – чтобы понравиться тебе.

– Ты – моя Клеопатра, а я – твой Марк Антоний, – Хустино смотрел на нее с неподдельным восхищением.

– Я очень тронута, – совсем смутилась Долорес.

– Твой сын, наверно, рад несказанно: он ведь станет отцом, – сказал Хустино, ведя Долорес под руку по аллее парка.

– Ты и представить себе не можешь, сколько сил мне стоило убедить его начать ухаживать за Ракель. То, что он женился, это и моя заслуга, – похвасталась Долорес.

– Ну, убедить тебя выйти за меня замуж мне стоит гораздо больших усилий, – сказал Хустино и, видя, что Долорес собирается протестовать, мягко остановил ее: – Я не устану просить у тебя руку и сердце.

– Слушай, дорогой, у каждого из нас свой образ жизни. К чему нам что-то менять?

– Но мы можем пожениться и ничего не менять. Жить как и сейчас!

– Хорошо, я подумаю об этом… И, может быть, решение будет положительным, – Долорес кокетливо улыбнулась.

– Спасибо, любовь моя, но не задерживайся с решением, я долго не протяну, – печально сказал Хустино.

Они сели на скамейку.