– Конечно, я все сделаю, – ответил Мануэль и обратился к жене и матери: – Пожалуйста, уезжайте домой.
– Нет, мы должны остаться здесь, – возразила Долорес.
– Вы будете только мешать. Прошу вас, – настойчиво повторил Мануэль.
И женщины начали собираться домой.
– Не знаю, что хуже: плакать, потому что никогда не сможешь иметь детей, как я, – тихо сказала Сония Рамону, – или плакать, потому что потеряла ребенка, как Даниэла.
– Я думаю, что хуже потерять, – ответил Рамон. – Бедная Даниэла! Она так несчастна!
– Да уж, ничего хорошего… Если бы ты видел, с каким рвением она училась вязать, готовя приданое для своего маленького сына, – Сония сокрушенно покачала головой.
– Перед лицом смерти нам остается только смириться, – Рамон крепко сжал руку Сонии.
– Жизнь такая тяжелая вещь! Если бы у меня не было тебя, она была бы совсем печальной и горькой, – Сония с благодарностью взглянула на Рамона.
– Нет, Сония, это без тебя она была бы горькой, – возразил Рамон.
Сония подошла попрощаться с Хуаном Антонио, заглянула в глаза брата:
– Иди к Даниэле. В такую минуту ты должен быть рядом с ней.
– С Джиной ей будет лучше, – угрюмо ответил Хуан Антонио.
– Нет, ты ее муж, ты должен ее поддержать, – возразила Сония.
Хуан Антонио поднял на нее глаза, и она увидела в них такую тоску!..
– Я не смогу ее утешить, я не в силах!.. Я не знаю, что ей сказать! Джина скорее сможет помочь ей, – затравленно пробормотал Хуан Антонио.
Сония положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку.
– Я хочу, чтобы ты знал, что можешь на меня рассчитывать, Хуан Антонио. Всегда! Ты и твоя семья – единственные мои родные люди.
– Да, Сония, спасибо, – ответил ей брат. – Я тоже очень тебя люблю.
В спальне Джина пыталась успокоить Даниэлу, которая вдруг вспомнила свой кошмарный сон, оказавшийся пророческим.
– Не говори глупости! Твой сон тут не причем.
– Альберто смеялся надо мной! Он сказал, что мой сын умер. И это оказалось правдой.
Джина с тревогой взглянула на подругу.
– Но жизнь продолжается, Даниэла. Надо жить! Время все лечит. Ты – сильная женщина, – Джина сама понимала, что ее слова не доходят до Даниэлы. Ей очень хотелось, чтобы ее Дани улыбнулась, и она сказала: – Мы, богини, должны быть сильными и не имеем права плакать.
– Нет, я не богиня, – возразила Даниэла равнодушно. – Я всего лишь женщина. Я несчастная женщина, потерявшая последнюю надежду. Женщина, которую никто и никогда не назовет мамой.
Утром следующего дня Иренэ проснулась поздно. Леопольдо куда-то уехал. Ах, да, сегодня же четверг, день, когда он посещает сауну, а оттуда обычно ездит в клуб. Значит, у нее свободен весь день. Иренэ любила, когда Леопольдо не было дома, и она могла ощущать себя полноправной хозяйкой. Иренэ долго нежилась в постели. Затем она села, подложив подушку под спину, и потянулась к подносу с завтраком, на котором стояли небольшой термос с кофе, чашка, тарелка с двумя хрустящими тостами и стакан апельсинового сока. Раздался телефонный звонок. Иренэ, скорчив недовольную гримасу, сняла трубку и услышала знакомый хриплый голос:
– Доброе утро, дорогая сеньора! Вы не читали сегодняшних газет?
Иренэ вообще газет не читала, разве что иногда пролистывала женские журналы, но голос она узнала.
– Нет, – недовольно ответила она.
– А зря! – мужчина рассмеялся. – Ребеночек-то умер, сеньора? И она может умереть в любой день. Так что с вас причитается.
– Мне плевать на то, что вы говорите, – рассердилась Иренэ. «Опять этот наглец вымогает деньги», – подумала она. Иренэ не поверила ни одному его слову. – Я не дам вам больше ни гроша!
– Не вынуждайте меня делать то, чего бы мне очень не хотелось.
– Знаете, я не терплю, когда мне угрожают! Да еще типы вроде вас, – зло сказала Иренэ.
– Я вас предупреждаю…
– Идите вы к черту! – и Иренэ бросила трубку.
«Какой мерзавец, испортил мне настроение», – думала Иренэ, одеваясь. Есть ей расхотелось, поэтому она взяла только стакан сока, и с ним в руках спустилась в гостиную. Она села в кресло и отпила сок. Взгляд ее упал на газету, брошенную Леопольдо на столе. Иренэ стала лениво просматривать газету, ища страницу с некрологами. Там она и наткнулась на небольшое объявление в траурной рамке, выведенное готическими буквами: «Родные и близкие Даниэлы Лорентэ и Хуана Антонио Мендеса Давиды с прискорбием сообщают о безвременной кончине их горячо любимого маленького сына Хуана Мануэля Мендеса Давиды Лорентэ и извещают, что панихида состоится в церкви Всех Святых в 10 часов утра». Иренэ щелкнула по газете пальцами и выпустила ее из рук. Она подошла к низкому бару, отодвинула дверцу и, вынув бутылку джина «Бифитер», плеснула в стакан с соком.
«Итак, он умер! Хуан Мануэль Мендес Давила Лорентэ умер», – Иренэ подняла стакан, будто хотела с кем-то чокнуться. – Ну, за упокой его души, – сказала она вслух и осушила стакан залпом. – Замечательно! Наконец-то!
Глава 50
Похороны были недолгими. Маленький гробик снесли в угол кладбища, где земля была скованна каменными надгробьями, и опустили в могилу. Присутствовавшие стали расходиться. У ворот кладбища Долорес повернулась к сыну: