Не успел он переступить порог квартиры, как к нему подбежала Джина Даниэла и стала спрашивать его, когда придет мама. Фелипе взял девочку на руки и отнес в детскую. Там он уложил ее в постель и долго сидел рядом. Сказав дочери, что мама останется на ночь у тети Даниэлы, Фелипе стал рассказывать ей сказку, чтобы она поскорее заснула. Наконец Джина Даниэла закрыла глаза, и Фелипе на цыпочках вышел из детской.
В эту ночь Фелипе так и не ложился спать. Он до утра просидел в гостиной.
На следующий день Херардо, взглянув на осунувшееся лицо друга, сразу понял, что произошла трагедия. Он не стал ни о чем спрашивать Фелипе, справедливо полагая, что тот все ему расскажет сам, если сочтет нужным.
Фелипе, действительно, скоро рассказал Херардо все подробности о событиях прошлой ночи. Несколько раз он прерывал свой рассказ, чтобы сдержать душившие его слезы. Он спрашивал у Херардо, что ему теперь говорить детям. Херардо, честно говоря, сам не знал, как поступать в таких случаях. Поэтому он почти все время молчал, лишь изредка прерывая печальный рассказ друга короткими замечаниями. Когда наконец Фелипе выговорился, Херардо сделал осторожную попытку удержать его от рокового решения:
– Что если вчера она действительно встречалась с Хансом в последний раз?
– Ей незачем с ним прощаться, – возразил Фелипе. – Если ей так хочется, пусть едет себе на здоровье в Германию. Я хочу развестись с ней, как принято в цивилизованном обществе. – Фелипе на минуту умолк, собираясь с мыслями. – Но дети в любом случае останутся со мной.
Херардо собрался что-то сказать в ответ, но не успел. В конторе появились Джина. На ее заплаканном, измученном лице тоже были видны следы бессонной ночи.
Она остановилась неподалеку от мужа, словно опасаясь подойти к нему, и тихо проговорила:
– Фелипе, я пришла просить у тебя прощения. Хочешь, я стану на колени?
– О каком прощении ты говоришь, – грустно спросил Фелипе, – если ты совсем потеряла совесть?
– Я понимаю, что я наделала, – голос Джины заглушили прерывистые рыдания, – но я не смогла устоять.
Фелипе сделал несколько быстрых шагов. Волна гнева опять поднималась в его душе. Он вплотную подошел к жене и проговорил, с трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик:
– Я больше не желаю тебя слушать! Вечером можешь заехать за вещами и чтобы потом ноги твоей не было в доме!
Джину охватило отчаяние, она горестно заломила руки и несколько минут не могла произнести ни слова. Стоящий рядом Херардо в смущении отвел глаза. Наконец, справившись с рыданиями, Джина проговорила:
– Что ты собираешься сказать детям, Фелипе?
Фелипе на минуту замялся:
– Ничего, я найду, что им сказать. Не беспокойся, они не узнают правду. Им незачем страдать из-за человека, который этого не заслуживает, – Фелипе сделал короткую паузу, переводя дух. – Убирайся! Уходи прочь, я не желаю больше тебя видеть!
Джина, убедившись, что ее муж не собирается прощать ее, потупив голову, направилась к выходу.
Через несколько часов Джина подъехала к дому. Она медленно вышла из машины, с минуту постояв у подъезда, словно решая, входить ей или нет. Наконец, пересилив себя, Джина поднялась в квартиру.
Дети со всех ног бросились к ней. За это время они очень соскучились по матери. Джина молча гладила их, она боялась, что не сможет сдержать слезы и разрыдается при них. Увидев чемодан в руках матери, Густаво и Джина Даниэла стали спрашивать, куда она собралась. Джина, стараясь не глядеть им в глаза, говорила, что ей срочно нужно ехать к тете Даниэле, что она даже не знает, сколько времени она там пробудет. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы Фелипе не отослал малышей в детскую.
Оставшись наедине с Джиной он сказал, что согласен, чтобы она встречалась с детьми, но только при условии, что она не будет настраивать их против него, и только тогда, когда его не будет дома. Джина, тяжело вздохнув, согласилась.
Поцеловав на прощание детей, она вышла из дома.
…Джина вошла в палату Даниэлы и остановилась рядом с ее кроватью. Она долго молчала, не зная, как начать разговор. Сония и Ханс, которые тоже были в палате, с недоумением смотрели на нее.
Наконец Джина обвела окружающих тревожным взглядом и произнесла, обращаясь к Даниэле:
– Можно мне несколько дней пожить у тебя, пока я не найду себе квартиру. У меня больше нет семьи.
Услышав эти слова, Ханс сразу все понял. Он осторожно взял Джину за руку и вышел с ней в коридор. Ему не хотелось, чтобы Даниэла слышала их разговор. Он чувствовал свою вину, как перед ней, так и перед Джиной. В коридоре он долго молчал, потом произнес:
– Если бы у вас не было детей, мы бы поженились и уехали в Германию.
– А если нам украсть их у Фелипе? – вдруг предложила Джина.
– Джина, ради Бога, – Ханс понимал всю абсурдность этой идеи. – Вы же знаете, что это невозможно.