Моя взрослая девочка (СИ)

Перевожу взгляд на лицо дочери, на котором сосредоточилось такое задумчивое выражение, что я просто не удивлюсь, если сейчас последуют уточняющие вопросы.

— А жачем мужикам набрашываться на ваш? — округляются ее глаза и мы громко смеемся.

Ничего не поняв,Варюшка заливается следом.

Звенит, как колокольчик и этот ее смех — бальзам на все мои раны.

Я три дня пытаюсь вычеркнуть нашу последнюю встречу с Камаевым.

Ума не приложу зачем он лезет в мою жизнь со своей помощью. Не отрицаю, что она мне очень нужна, но принимать ее от того, кто размазал меня, как кусок дерьма я гордо не желаю.

Знаю, что с моей стороны — это глупо и недальновидно, но чувство обиды к сожалению по-прежнему никуда не затолкать.

Убегаю от своих мыслей, возвращаясь к физическому телу.

— Великий мыслитель! — обращаюсь к дочери протягивая ей миску с огурцами и зеленью. — сходи пожалуйста, помой овощи и умоляю тебя! Не пинай дверь в комнату Егора!

Варя радостно соскочив хватает миску, поправляя меня — Андрея мам, ты што ку-ку?

От неловкости замираю.

Я, что, оговорилась, да?

Понимаю всю тяжесть своей неуместной оговорочки по-фрейду по вопросительному взгляду подруги, который сосредоточился на моем лице.

Сузив глаза до узких щелочек, Марина отпивает вино, нетерпеливо дожидаясь, когда моя дочь покинет комнату.

Варя любит мне помогать с готовкой, но пока помыть овощи — это единственное, что я ей позволяю. Ей нужно выйти в общую секцию, которую мы делим с Ниной Сергеевной, очень милой женщиной, работающей в общежитии кастеляншей.

Там всего три небольших шага, которые моя дочь порой превращает в цирковой номер, потому что до жути любит задирать моего младшего брата.

— Значит Егора… — выдыхает подруга, ставя на стол полупустой бокал.

Проследив за ее действием, закатываю глаза.

Да! Я о нем думаю! Это противозаконно?

Я хочу сказать эти слова вслух, но признаться о них не желаю даже самой себе.

Молча открываю банку с зеленым горошком, желая прекратить дурацкое обсуждение моих чувств к Камаеву.

— Мать, мне тебя святой водой начать отпаивать? — выгибает бровь, обращаясь ко мне назидательным тоном.

А-а-а! Как я не люблю подобные нравоучения!

— Уже отпаиваешь — киваю на недопитый бокал, стараясь снизить ее нападки.

Да я взрослый человек в конце концов, что я, сама в своей жизни разобраться не смогу?

— Шутки-шутками, а на счет Камаева ты мое мнение знаешь — выдает подруга со знанием дела, а я вздыхаю.

Знаю-знаю… Хоть я ни разу тебя об этом не спрашивала–прикусываю язык, не желая ссориться.

— Чего не пьешь, халтуршица?

От переведенной темы, облегченно выпускаю воздух из грудной клетки.

Я не планирую больше пить, потому что во мне уже итак два бокала, а усталости вагон. Да и Варюше нездоровится… В такие моменты я предпочитаю быть “ стеклышком”. И хоть у меня есть надежное плечо в лице моего младшего брата, я не могу позволить себе расслабиться даже на мгновение. Молчу уже про целый вечер.

— Я пас — отмахиваюсь от настойчивого взгляда подруги. Эта за шиворот готова мне залить, лишь бы я была с ней на одной волне, но мои принципы ей известны.

— За-ну-да — тянет по слогам показывая мне язык и с удовольствием наполняет свой бокал.

Проигнорировав обзывательство погружаю ложку в банку с зеленым горошком.

Внезапно в груди неприятно дергается сердце и поначалу я не могу распознать накатившую тревогу.

— Где Варя? — растерянно смотрю на подругу, она в ответ хлопает накрашенными глазами.

Как ужаленные срываемся с места, вылетая в коридор секции.

Нас встречает оглушающая тишина, которая сворачивает в моих венах кровь.

У раковины никаких признаков присутствия моей дочери. Кран закрыт, поддон сухой…

В этот момент мне хочется умереть. Лечу в комнату Андрея на ходу выкрикивая подруге:

— Посмотри в туалете…

Это маловероятно, потому что в узкую кабинку без меня Варя никогда не заходит. Боится замкнутых пространств.

Пока я лечу в комнату брата, вспоминаю все молитвы и клянусь Богу во всем, в чем только можно: что буду хорошей матерью, что приму помощь от Егора и все-все ему прощу, лишь бы моя дочь была сейчас там.

Распахнув криво покрашенную дверь застываю, когда обнаруживаю на компьютерном столе миску с овощами.

В комнате никого.

Лишь глухо работает монитор компьютера, высвечивая поставленную на паузу игру.

Внутренности обдает загробным холодом, когда мои глаза натыкаются на распахнутое окно.

Подлетаю к нему, не желая смотреть вниз.

Третий этаж…

Господи, да за что?Я не выживу, если моя крошка сейчас…Мамочки…Нет!

Сердце заходится в бешеном ритме, когда я вижу маленькое тельце своей четырехлетней дочери. Она утопает в бурьяне крапивы и прочего сорняка, вяло попискивая.

— Не шевелись, Варюш — выкрикиваю громко, пытаясь взять себя в руки. Живая! Все же хорошо с ней? Да Господи!

Все превращается в адский кошмар, от накатившей паники трясутся ноги и я несколько раз спотыкаюсь когда стремглав слетаю по грязным ступеням босиком.

Звуки превращаются в тягучую смесь и сжираются противной эмоцией ужаса.

— Скорую! — визжу сумасшедшим от паники голосом — вызовите скорую!