Моя Ж в искусстве

Первую любовь Сергеев потерял в три года на даче детского сада — он всем сердцем отдался страсти к Вале Куликовой, которой на прогулке вставил земляничку в место, которое является эмблемой ПРП, но соратник по младшей группе Мартынов съел ягодку своим жадным ртом и даже не подавился. Куликова безмолвствовала.

Сергеев понял тогда, что он третий лишний — так он научился считать.

Тяга к тому месту не пропала, после Куликовой была Леонова в четвертом классе. В пионерском лагере он во время фильма «Адмирал Ушаков» взял ее за руку в темном зале и просидел, закрыв глаза, сжимая в своей потной ладошке ее драгоценное сокровище. Леонова руку не вырывала, но фильм все-таки смотрела — она была дисциплинирована и входила в совет пионерской дружины.

После сеанса слепящий свет вечернего солнца отрезвил Леонову, и она ушла на линейку. Сергеев понимал, что между ними Иордан: он простой пионер и, кроме грамоты за третье место в турнире по шашкам, предъявить ничего не может.

Так закончилось его счастливое детство. От него остались две безобразные ямки на предплечье — результат прививки от оспы и два шрама на сердце от несчастной любви (привет будущим инфарктам).

До 14 лет он взял перерыв и читал — практических занятий не было, но женщины в его жизни присутствовали: Пышка Ги де Мопассана, солистка «АББА» (белая), актриса Софи Лорен и Зоя Самоварова с третьего этажа — мечта всего проезда Шокальского.

Расстегнув лифчик девушке своей мечты в походе по местам жизни и смерти пионеров-героев, он бросил школу, понимая, что алгеброй с геометрией отношения с женщиной не построишь, и поступил на металлический завод — ковать характер.

Пролетарская юность длилась недолго: обучаясь работе на шлифовальном станке, Сергеев, увлекшись мечтами об исполнительном органе женской власти, забыл о режимах металлообработки, и шлифовальный круг, разорвавшись, пролетел мимо его головы, выбил два кирпича из стены и попутно мысли о том, что рабочие органы машин требуют не меньшего уважения, чем половые.

Девушка, ради которой он бросил школу, кроме лифчика, ничего не расстегнула, работа на заводе потеряла смысл, и Сергеев понял, что руками он не достигнет золотого сечения (см. «Квадрат древних» Леонардо да Винчи), и пошел в институт, где надеялся овладеть языком убеждения.

В пединституте имени Ленина преподаватель кафедры истории зарубежной литературы, не особенно напрягаясь, показала Сергееву в общежитии для аспирантов и форму, и содержание его детской мечты. Было больно и не очень приятно, но старт был дан, Сергеев начал свой марафон, не зная, где финиш.

* * *

Пятилетка сменяла пятилетку, он смотрел на мир через влагалище и постоянно удивлялся, почему из-за оного в мире столько неприятностей.

Поэт пишет хорошо, когда ему не дают, а когда получит, начинает капризничать и выговаривать музе, что это не то, чего он желал, и что он теряет интерес к литературе.

Рушатся империи, меняется общественный строй, люди устремляются к звездам, а дело-то, в общем, и яиц выеденных не стоит: дать каждому по способностям этого самого, и все — на следующий день наступит рай и всеобщее благоденствие.

Так думал Сергеев, сидя у себя на даче в Быкове теплым августовским вечером в последний год XX века.

Жизнь вроде прошла неплохо — дети выросли, на хлеб и на бензин хватало, но детская мечта о ней не проходила — вроде и повидал немало, а мечта в нем еще жила.

На Ленинградском рынке, в ряду, где продают творог и сметану, он увидел девушку с сиянием над головой в виде пилотки и понял, что Он его услышал и подарил лотерейный билет.

Сергеев купил осетинского сыра, сметану и сказал девушке все, что знал, закончив предложением поехать к нему в Быково и жить там, пока он не умрет.

Продавец сыра и счастья для Сергеева слегка охуела от экспрессии приличного мужчины, а потом, подумав немного, согласилась — ехать в Дмитров домой ей не хотелось, дочь была у бабки, а мужик вроде не маньяк.

Сергееву бояться было нечего, жена была у дочки в Германии, на дачу он заехал тайно, попросив девушку присесть под бардачок перед шлагбаумом. Девушка не обиделась — зачем мужчине неприятности? — из гаража в дом она вступила как королева.

Сергеев летал и порхал, как муха на стекле, накрыл поляну, сполоснул зубной протез, облился дезодорантом и одеколоном, сменил носки — трусы не стал, знал, что снимет.

В девушке все было прекрасно: и фигура, и аппетит, — смущала только золотая коронка на левом резце, но не сильно, он знал по себе, что зубы не главное.

Он резво накинулся на слегка осоловевшую от еды и вина мечту и уронил ее на супружескую кровать, чего никогда себе не позволял до этого — он знал приличия, но здесь случай был особый, тут не до церемоний.

Он утонул в ее молочных реках и кисельных берегах, зуб ее сверкнул золотым дождем, но и это его не испугало. Сергеев оглох и ослеп — он боялся лишь инсульта, забыл принять вечернее лекарство от неожиданности свидания. Слава богу, организм не подвел.