Моя желанная студентка

На перерыве я продолжаю следить за своей студенткой. Яковлева зовет ее выпить кофе, но та лишь грустно улыбается. Отказывает. Начинаю гадать, что могло случиться прошлой ночью. Вижу, как Ника смотрит на бутерброд Григорьева, и чуть не матерюсь. Почему у нее голодные глаза?

К окончанию второй пары, когда девчонка поражает меня своей бледностью, решаю с ней поговорить и прошу задержаться на пару минут

Валевская испуганно распахивает глаза и медленно собирает свои вещи. Все уже оказываются за пределами аудитории, а она продолжает тянуть время.

— Поторопитесь, Вероника.

Девочка подходит к кафедре и севшим слегка охрипшим голосом спрашивает:

— Вы что-то хотели, Станислав Юрьевич?

Я смотрю на темные круги под глазами, кое-как расчесанные волосы, общую помятость и нервно подрагивающие пальцы. Огибаю стол и кладу ладонь на ее лоб. Она отстраняется.

— Вы…

— Ты горишь. Вероника, что произошло?

— Ничего. — Поджимает губы.

— Почему твои родители отпустили тебя в таком состоянии? Ты еле стоишь на ногах.

Она вздрагивает и начинает тяжело дышать.

— Какая вам разница? Это все, что вы хотели узнать?

— Вероника! — предупреждающе произношу ее имя, но в ответ молчание. — Не расскажешь? — Качает головой. — Я мог бы помочь.

— Не сможете. У вас своих проблем выше крыши, какое вам дело до моих?

Хоть она смотрит себе под ноги, по дрожащему подбородку и мокрым ресницам становится понятно — еле сдерживает слезы.

Черт. Подхожу и, несмотря на сопротивление, обнимаю ее.

— Станислав Юрьевич! — пытается вырваться, но настолько слабо, что хватает десяти секунд, и руки, что так рьяно желали оттолкнуть, жадно цепляются за мой пиджак, а она начинает реветь. Не громко, почти беззвучно, и от этого страшнее всего. Хотя, может, проблема мелочная? Женщины способны раздуть из мухи слона. Даже если это какая-нибудь несущественная мелочь.

Заметив, порванный в плече рукав, на который я раньше не обратил внимания, понимаю — случилось нечто серьезное.

— Ника, расскажи мне. — Хватаю ее заплаканное лицо ладонями и повторяю просьбу. — Ну же.

Глава 13. Потерянная

Вероника

Рассказать. Но о чем? Как выразить свои чувства, чтобы Станислав Юрьевич их понял? И поймет ли? Я уже знаю его ответ: “Нельзя убегать из дома. Надо вернуться. Родители за тебя волнуются, ты должна отдохнуть, учиться дальше! Перспективы, слава, деньги, мировое признание!..” Не нужно мне ничего из этого! Мать с отцом тоже не волнуются! Ведь вчера за мной никто не помчался.

Полночи я ошивалась около своего двора в надежде увидеть в подъезде хотя бы маму. Мне была важна, просто катастрофически необходима ее поддержка. Хватило бы теплого шарфа, пледа, три рубля в конце концов, потому как на объятья даже не стоило надеяться. Но в четвертом часу, разочаровавшись и осознав свое одиночество, я побрела куда глаза глядят, просидела в заброшенном доме, случайно порвала рукав любимой куртки, когда пыталась протиснуться через старый деревянный забор, и все это время ревела.

Подруга предала, к другу не могу обратиться — ему самому нужна помощь, а сама я, как оказалось, глупая. Нет, чтобы взять заначку из комнаты, и так уйти. Махнула рукой сгоряча, убежала. Теперь же приходилось слушать жалобное урчание живота, понимая, что надо поскорее решить новую проблему. Я ведь хотела самостоятельности. Так вот она!

Увы, но отогреться получилось только в университете. Поэтому и пришла на пары. Плевать, что голодная, зато не холодно.

— Ника, расскажи мне. — Станислав Юрьевич хватает мое лицо ладонями, при этом участливо смотрит в глаза. — Ну же.

— Я… Я ушла из дома. — Признаюсь и со страхом ожидаю длинную тираду о том, какой это позор для семьи. Ужасно боюсь разочароваться в людях окончательно. Но вместо обвинений, он тяжело вздыхает и снова обнимает.

Я не знаю, как реагировать на неожиданное поглаживание моих волос, на терпкий запах кофе и его бешено стучащее сердце. Неужели, мой куратор за меня волнуется? А казалось, он умеет только зажимать и лапать молоденьких девчонок.

— Когда ты ела в последний раз?

Станислав Юрьевич отстраняется и смотрит на наручные часы.

— Вчера.

— Ужин?

Качаю головой.

— Вероника, нельзя же так с собой!

Я поднимаю взгляд, вижу темные круги, покраснение глаз, общую бледность и забавно торчащие волоски на макушке.

— Вам бы воспользоваться своим же советом, — невольно улыбаюсь тому, как смешно взлетают его брови и в удивлении вытягивается лицо. Красивый он. Хоть и видно, что уставший, но даже такой — красивый.

— У меня сейчас окно, потом еще одна пара. — Деловито говорит мужчина. — Пойдем перекусим в кафе.

Снова качаю головой:

— Я не могу.

— Почему? Ты же голодная!

Стыдно признаться в отсутствии денег, но, кажется, он понимает меня без слов.

— Я угощаю, и никаких пререканий не хочу слышать.

— Но…

— С профессором Кутуковым разберусь сам, тебе не засчитают прогул.