Моя желанная

— Еще нет! — предостерег он и, чтобы избежать прямого телесного соприкосновения, которое могло лишить обоих самообладания, опустился на колени возле постели. Он поцеловал ее в губы, в ямочку на шее, где бился пульс, легко коснулся ложбинки между грудей, двинулся ниже и просунул кончик языка в пупок, вызвав невероятное возбуждение. Однако Дев не дотрагивался до нее. Только его губы, язык и зубы.

— О Дев!

— О Холли! — с усмешкой отозвался он. Губы оторвались от кудрявых волос на лобке, двинулись к бедрам, дотронулись до местечка над коленом. Язык лениво лизнул подъем ноги, перешел к пальцам и снова отправился наверх — медленно, невыносимо медленно! — добрался до внутренней стороны бедра, до лобка и…

— Дев! Пожалуйста, Дев!

Холли корчилась от страсти, от желания, чтобы Дев остановился, и одновременно от желания, чтобы он никогда не останавливался. Потому что она была на небесах и в аду в одно и то же время.

Но вот Дев лег рядом, ласкает ее бешено, исступленно, рука его тянется вниз, палец проникает в самую сердцевину ее страсти, и она, теряя связь с реальностью, трепещет в приливе эмоций на волне наслаждения. В секунду наивысшего подъема Дев входит в нее, его восхитительное тело сливается с ее телом в совершенной гармонии, ритм убыстряется, музыка у Холли в голове звучит крещендо, а сама она исчезает, исчезает, исчезает, уносясь в другое измерение.

— Всю ночь. Ты обещала, — серьезно сказал Дев, поднимая голову.

— Да поможет нам завтра Бог, — ответила Холли, и ее рука потянулась к паху Дева.

Тот быстро отодвинулся, а она засмеялась.

— Всю ночь, — повторил он. — Но всему свое время, моя маленькая распутница. Не знаю, как тебе, а мне просто необходимо выпить.

Он поцеловал ее до обидного быстро и удалился, голый, из спальни.

Оставшись одна, Холли поправила простыни и сложила подушки так, чтобы на них можно было опереться спиной. Ее кровать не рассчитана на двоих, но они с Девом уместились, и, поскольку сон не был предусмотрен, тесное соседство будет способствовать любовному влечению.

Обхватив колени руками, Холли принялась перебирать в уме крупицы своего счастья. Этой ночью она любила и была любима, а завтра… Нет, сейчас она счастлива и не позволит чему бы то ни было встать между ней и ее счастьем. Только Деву. Вот он отворил дверь, и Холли покраснела при воспоминании о том, что он делал с ее телом и душой.

— Я заглянул в спальню к Джону, — сказал он, протягивая ей стакан охлажденного белого вина. — Он спит как грудной младенец.

— Ты зашел к нему в таком виде? А вдруг бы он проснулся?

— А что плохого вы находите в моем наряде, мадам? — продекламировал он с деланной суровостью, окинув критическим взглядом свое тело.

— Со своего места я не нахожу ни одного недостатка, — в тон ему ответила Холли, а Дев, голый, как в день своего появления на свет, одним прыжком очутился рядом с ней.

— Надеюсь, — проворчал он, целуя ее в губы. — Не волнуйся, любовь моя. Я только просунул голову в дверь.

— Но если бы он тебя увидел…

— То принял бы за сон.

— И для меня ты тоже сновидение?

— Надеюсь, что нет.

— Дев…

— Не надо слов, — прервал он ее. — Пока не надо.

Они погрузились в молчание; Холли мелкими глоточками пила вино, наслаждаясь его вкусом, наслаждаясь воспоминаниями, наслаждаясь каждой секундой близости с Девом.

— Дев?

— М-м-м?

— Ты был когда-нибудь в Лурде?

— Странно задавать такой вопрос любовнику среди ночи.

— Затрудняешься ответить? — спросила Холли, неуверенная в том, что вправе этим интересоваться.

— Просто сделал одно заключение, немного забавное. Но раз ты спросила, то да. Я очень много ездил по Франции и действительно бывал в Лурде.

— Недавно?

— Сравнительно недавно.

— И тебе помогло?

— Помогло чему? — спросил он уже с некоторым замешательством.

— Как тогда, в церкви. Помнишь, на мессе? Я… я даже сама не понимаю, о чем расспрашиваю.

— А я, кажется, начинаю понимать. Ознакомилась с моей почтой, да?

— Просто случайно взглянула, даю слово. Почтовая открытка…

— Да. Небрежно оставленная на кухонном столе.

— Ты возражаешь?

— Поскольку почтальон, разумеется, прочитал ее и поскольку она лежала на виду у всех, кто пьет кофе в кухне, чего ради я стал бы возражать?

— Ты отвечаешь уклончиво.

— А ты боишься облечь свои мысли в слова. Боишься, да? Меня? — произнес он с упреком — глаза точно мрачные темные озера в серебряном свете луны. — Почему не высказать, что у тебя на уме, Холли? Выскажи это, пока оно тебя не задушило.

Холли глубоко вздохнула.

— Как я могу спрашивать? — сказала она. — Это личное. Нечто между тобой и твоей совестью.

— А также почтальоном. Ты и в самом деле хотела бы знать?

— Хотела бы, если ты в самом деле хочешь мне сказать.

Дев кивнул, прикрыл глаза и опустил голову на подушку.

— Это долгая история, относящаяся ко времени несчастного случая…

— Милый…