Моя желанная

Он бы с удовольствием объяснил Фишеру, что может сделать с этой работой, и выразил бы все не в парламентском стиле. Странно, до сих пор ему не приходило в голову, насколько он презирает своего шефа. Двадцать стонов[9] розовой плоти. Двадцать стонов ехидствующего сала. Зазвонил телефон. Фишер поднял трубку, а Дев тем временем отошел к окну. Лондон. Серый, мрачный Лондон. Даже в середине августа он окутан туманной дымкой. И холодно, несмотря на солнечную погоду. Дев мерз тут после жаркого лета, песка и моря в Лос-Кристианосе. Впрочем, не стоит винить только погоду.

— О'кей. — Ник бросил трубку и посмотрел на Дева с выражением, далеким от благожелательности. — По сути, выходит так, что ты провалил дело. Лучший репортер провел шесть недель приятным образом за счет редакции и не добился никаких результатов?

— Скотт не дал мне такой возможности, а девушка слишком молода, чтобы помочь. Она еще ребенок, ни в чем не разбирается.

Он лжет Нику, лжет самому себе. И главное, никто ему не верит. А Холли…

— Значит, она ни в чем не разбирается? — Фишер присвистнул. — Ладно. Но если у девушки ничего нельзя было выведать, что мешало тебе улестить другую?

— Какую другую?

— Злую мачеху. Молодую привлекательную охотницу за деньгами, модель, которая в марте прошлого года вышла за Скотта и натянула нос дочке. Ты что, даже не познакомился с ней? — недоверчиво спросил Ник.

Не только не познакомился, даже не знал о ее существовании. Хотя это не совсем так, поскольку Дев заранее готовился к делу, перерыл архивы, снимал копии, делал весьма любопытные заметки на память. А потом приехал на Тенерифе, увидел Афродиту, выходящую из моря, и забыл обо всем. Холли. Он мог трогать ее, пробовать на вкус. И, Господи, как же он ее хотел!

— Итак… — Фишер сдвинул брови. — Я бы должен уволить тебя, Дев.

«Чтобы не доставить тебе такого удовольствия, я бы лучше сам ушел», — едко возразил ему Дев, правда, молча. Понимая, как близок к тому, чтобы осуществить это намерение, он пожал плечами и налил себе кофе из кофейника. Ему надо было чего-нибудь выпить, лучше всего бренди, а еще лучше избавиться от гнетущего присутствия Фишера.

Но, вспомнив, в чьем кабинете находится, Дев взял чистую чашку и предложил:

— Кофе?

Фишер покачал головой.

— Возвращайся на Тенерифе, Дев. Еще две недели, максимум три — и история наша. Он виновен, в этом нет сомнений, и мы получим исключительный материал. Твои жаркие ночи любви с очаровательной дочкой Скотта.

Дев мгновенно вздернул подбородок:

— Ты проверял меня!

— А как иначе! За шесть недель ни одного телефонного звонка, ни единого слова. Мне нужен был материал на Скотта, а не описание прекрасного путешествия! Итак, что мы предпочитаем? Тенерифе или Сибирь?

Еще одна из шуточек Фишера. Правда, на этот раз он шутил всерьез. Дев допил кофе и нерешительно посмотрел на босса. Что сказать? Его загнали в угол. Соглашаться не годится, не соглашаться — тоже. Но он не может. Он любит ее. Он ею обладал. Он причинил ей уже достаточно боли и должен оставить ее в покое.

— Я не поеду. Не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Что это должно означать? — с вызовом произнес Дев, по спине у него пробежала дрожь предчувствия чего-то скверного.

Ник улыбнулся, но улыбка не отразилась в глазах. Странные у него глаза, почти бесцветные. Фишер достал из письменного стола конверт и аккуратно положил перед собой.

— Не можешь или не хочешь? — повторил он, перебрасывая конверт Деву.

Испанские марки. Штемпель Тенерифе. Вчерашний. Письмо явно распечатано. Адресовано Девлину Уинтеру. Он молча уставился на Фишера.

— Все допустимо в любви и на войне, — с коварной усмешкой произнес Ник. — Поскольку тебя здесь не было и ты не мог распечатать письмо сам…

— Поскольку оно пришло не раньше нынешнего утра, то это вопрос суждения.

— Ну?

— Что «ну»?

— Ты не намерен достать письмо из конверта?

— Нет, раз это уже сделал кто-то другой.

— А не хотел бы ты узнать, что там находится? — нетерпеливо спросил Ник.

— Не особенно.

И уж определенно не под взглядом этих шарообразных глаз, сверлящих его. Холли. В короткое мгновение полного безумия Дев решил, что это Холли. Но к нему тотчас вернулся здравый смысл. У Холли есть его домашний адрес, зачем ей отправлять письмо в офис? Грегори Скотт. Можно себе представить, что он там накатал!

— О'кей. Поскольку ты не желаешь, придется, видимо, мне. — Фишер вынул единственный листок бумаги, не просто листок — чек. В английских фунтах. Фантастическая сумма в английских фунтах. — Плата за оказанные услуги? — почти ласково поинтересовался он. — Вознаграждение? Или обыкновенный шантаж?

Дев окаменел. Вознаграждение? Судя по реакции Грегори Скотта, на это не похоже. Значит, руки прочь. От чего? Холли? Или Ник попал в точку? Скандал должен вот-вот разразиться, и Грегори Скотт таким образом покупает его молчание?

— Ну, Дев?

— Скажи мне ты, — спокойно попросил тот.

— О нет, — возразил Ник с той же, коварной усмешкой. — Это ты скажи мне.

— Говорить нечего.

Фишер подхватил чек.

— Пожалуй, — согласился он. — Теперь уже нечего.

— Что это значит?