Моя жена – ведьма

– Граждане. Предъявите билеты! Таможенная служба, паспортный контроль, – громко раздалось у самого моего уха, и суровый Фармазон, бодаясь, растолкал окружавших нас извращенцев. Белый ангел неожиданно легко обнял сияющими крыльями нас с женой, и все стихло. Краем глаза я видел дикую оргию, не прекращающуюся ни на мгновение, но мы были словно отделены звуконепроницаемой стеной неизреченной Божьей благодати.

– Сереженька, сделайте что-нибудь… Я не смогу держать такую защиту слишком долго.

– Ага, Серега, не тяни! Я, конечно, еще с часок пободаюсь, но потом… Тут такие телки! Меня же просто изнасилуют!

– Сережа, – прошептала Наташа, – прости меня…

– О чем ты, любимая?

– Ни о чем… так получилось… это все из-за меня.

– Я люблю тебя.

– Я знаю. Все равно – прости… Я тоже безумно тебя люблю. Но… если они со мной… что-нибудь сделают, я не смогу жить. Я не захочу такой жить! Он прав. Я – ведьма… ты не сделаешь меня святой.

Я прикрыл глаза. Строки рождались мгновенно, рифмы слагались без малейших усилий, слова вплетались в общий ритм, как чеканный узор на металле. Я чувствовал это высшее состояние блаженства и боли, когда через поэта проходит светлая и чистая энергия неба. Нужно лишь открыть ей сердце и дать возможность вылиться в мир настоящими стихами.

Храм мой… Тело твое белое,
Вольно трактуя строку Писания –
Господи, что я с собою делаю
В явном соблазне непонимания.

Читаю ладони твои, как Библию,
Вглядываясь в каждую черточку пристально,
Иду Израилем, прохожу Ливию,
Возвращаюсь в Россию жадно, мысленно…

Лбом запыленным коснусь коленей,
Так, припадая к порогу церковному,
Раненый воин, бредущий из плена,
Спешит к высокому и безусловному

Слову. Наполненные смирением,
Рвутся цветы из-под снежной скатерти,
Или осенних лесов горение
Огненной лавой стекает к паперти.

Плечи твои… Не на них ли держится
Весь этот свод, изукрашенный фресками?
Не Богоматерь, не Самодержица,
Не Баба степная с чертами резкими…

Не нахожу для тебя сравнения.
Сладко притронуться как к святыне…
В каждой молитве – благодарение
Древневозвышенной латыни!

Дай мне войти, позабыв уклончивость
Пришлых законов. Взгляни на шрамы.
Время любого бессилия кончилось.
Нужно держаться легко и прямо.

Храм мой, прими меня сирого, серого…
Не с плюсом, минусом – со знаком равенства.
Губ твоих горних коснуться с верою
И причаститься Святыми Таинствами…

Потом не было ничего. Наташа по-прежнему прижималась к моей груди, и я чувствовал, как по ее щекам катятся слезы. На душе было удивительно легко и спокойно. Тихий голос Анцифера заставил меня открыть глаза:

– Сергей Александрович, не возражаете, если я приготовлю вам обоим кофе?

Мы находились… у нас на кухне. Чайник только-только начал насвистывать. Неужели я забыл его выключить?

– Сережка, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– А где ты был тогда так долго? – Наташа подняла на меня мокрые ресницы. – Я тут все переделала, жду тебя, жду, даже соскучиться успела.

У меня начал ум заходить за разум. Подоспевший Анцифер успокаивающе похлопал по плечу и объяснил:

– Ей лучше ничего не помнить. Человеческая психика не рассчитана на подобные стрессы в таких количествах за столь короткий промежуток времени. Да и вы сами вспомните, разве что-нибудь было?!

Я только улыбнулся в ответ. Потом сунул руку в карман пиджака и достал Наташин талисман. Супруга восторженно чмокнула меня в нос:

– Где ты его нашел?!

– У нас дома. Наверное… Сыч его как-то потерял. Теперь он вряд ли будет нас беспокоить.

– Пусть только появится – я сама ему такое устрою! – Она надела цепь с крестом на шею и удовлетворенно повернулась к зеркалу. – Мне идет?

– Естественно! О! Звонят в дверь. Это, наверное, сэр Мэлори и…

– Фрейя! Где ты, маленькая девочка?! – Наташа вприпрыжку бросилась в прихожую. Через минуту оттуда донесся смех, счастливые взвизги и звуки поцелуев. Я безвольно опустился на табурет, откинулся назад, прислонясь спиной к прохладной стене.

– Сергей Александрович, может… рюмочку? – заботливо предложил ангел.

– Нет, спасибо… Анцифер, скажите честно – это все?