Моя жена – ведьма

— Мне тоже тут невмоготу, но, честно говоря, я не знаю, что делать. Сегодня барин собирался на охоту, мы с крысюками испортили ему все удовольствие, но… понимаешь, это лишь временная отсрочка. Господин Филатов предельно туп и травит медведей из нескольких соображений сразу. Его жене нужен животный жир для косметических целей, он сам успешно сдает шкурки за рубеж, самый большой череп медведя хотят прибить над входом в дом как отпугивающее средство от упырей, ну и хозяину усадьбы просто приятно убивать. По-моему, последняя причина для него самая весомая. Что мне делать?

— Задуши его подушкой! — воодушевленно пустилась издеваться Наташа. — Заставь наглотаться нечищеных орехов и дай слабительного. Посади в сарай и корми только семечками. Напои пивом, а в туалет не пускай. Загони под шкаф и…

— …подпилить ножки? Старый чукотский метод охоты на тараканов. Старо как мир… Родная, кроме шуток, я — поэт, а не коммандос.

— Как скажешь, милый… Тогда заколдуй его.

— Но у меня нет стихов о перевоспитавшихся самодурах.

— Плохо, надо что-нибудь придумать…

— Слушай, — я присел на траву и обнял жену, перебирая пальцами серо-серебристую шерсть, — когда наконец кончится вся эта беготня? Ты не скучаешь по старому Петербургу, по нашей маленькой квартирке, по работе… Эй! Тебя уволят за прогулы!

— Ерунда, с директрисой я разберусь. Мы не можем вернуться, пока у Сыча мой талисман. Пока ты был здесь, медведи еще раз обшарили его избушку, они почти разобрали ее по бревнышку, но бабушкиного креста не нашли.

— А без него нельзя?

— Без него я слабею… — Наташа положила голову, ткнувшись холодным носом мне в ладонь. — Я никому об этом не говорила, даже самой себе… Как ведьма, я теряю силу. Мне стало труднее произносить заклинания, некоторые уже не срабатывают. Я боюсь, что однажды не смогу сменить облик и буду вечно скитаться в волчьей шкуре. Сережка, милый, родной, единственный, нам обязательно нужно его вернуть, или… мы потеряем друг друга навеки.

— Вот вы где спрятались, зоофил с мохнатой… ой! Молчу… О жене хозяина только хорошее, и не потому, что она ведьма, а так, на всякий случай… Серега, двигай в дом, тебя все ищут — барин опять собрался на охоту.

— Как? Я полагал, что без охотничьих псов…

— Вот так! Похоже, у него пунктик на этом деле, а графиня с пеной у рта требует своего домашнего учителя, доброго герр Ганса. Короче, целуй супругу, прощайся — и за дела. Я отвернусь, чтобы этого не видеть…

— Любимая, тут Фармазон пришел.

— За тобой? — печально вздохнула она.

— За мной. Возвращайся в лес, подготовь всех, у меня предчувствие, что этой ночью что-то будет.

— Береги себя.

— Ты тоже.

Когда я вышел из сада к барскому дому, на площадке у входа толпились разгоряченные охотники с обрывками упряжи в руках. Все возбужденно галдели, а Павел Аркадьевич вновь наливался красным, пока не приобрел свекольный оттенок. Мы с чертом намеревались его обойти, но не успели. Барин цапнул меня за рукав, разворачивая лицом к дворне:

— А ну стой, немец! Вот ты мне скажи, при всех скажи: у вас в Европе поганой такое бывает?!

— Бывает, — решил я. — А что именно?

— Запорю всех, скоты! Всю дворню в батога! Всю жизнь мне испоганили… поубиваю!!!

— Смилуйся, барин. — Егеря толпой рухнули на колени.

— На, полюбуйся! — Едва не задыхаясь от ярости, хозяин усадьбы швырнул мне в руки целый пук непонятных кожаных кружев. Я потянул одну ленточку и ахнул от восхищения! Ни одно французское белье не могло сравниться тонкостью узора с ажурной работой крысиных зубов. Нет, я их явно недооценивал. Такие вещи надо на всемирных выставках народного творчества демонстрировать с гордостью за отечество.

— Ну, чего молчишь? Это же моя лучшая упряжь была. Поводья, чепрак, оголовье, шлеи, недоуздки, подпруги, даже вожжи — все изгрызено!!! Бывает такое в Европе вашей, а? И ведь так мне всю конюшню подчистили! Ни одну лошадь не запряжешь… Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет. Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю!

— Он, — спокойно сказал кто-то.

Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды напряженно сошлись на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по плечу:

— Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный?

Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с костылем под мышкой и прежней злобой в глазах.

— Сереженька, все пропало, бегите! — трагическим голосом посоветовал ангел с правого плеча.

— Не надо паники, Циля, — мгновенно парировали слева. — Куда он побежит? Пусть здесь помрет героем. Ты ведь давно мечтал записать его в великомученики?

— Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? — проснулся барин. — А ну говори, говори все, что знаешь об этом человеке.

Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал с размахом во всю ивановскую: