Моя жизнь

Пятого ноября, когда состоялись выборы, в Англии праздновался День Гая Фокса. В этот день англичане отмечают предотвращение попытки сжечь британский парламент, которая была предпринята Фоксом в 1605 году. По этому поводу я написал в дневнике следующее: «В Англии это событие отмечают все: одни потому, что попытка Фокса не удалась, другие — потому, что он попытался это сделать». В тот вечер мы, американцы, устроили в доме Родса собрание. Наша компания, состоявшая главным образом из сторонников Хамфри, поддерживала своего избранника. Мы отправились спать, не зная, чем все закончилось, однако нам стало известно о победе Фулбрайта. Новость эта была воспринята с облегчением, поскольку на предварительных выборах, состязаясь с Джимом Джонсоном и двумя другими малоизвестными кандидатами, он набрал всего 52 процента голосов. Когда объявили о его победе, дом Родса огласился радостными криками.

Шестого ноября мы узнали о победе Никсона. Тогда я записал в дневнике: «Дядя Реймонд вместе со своими приятелями обеспечил Уоллесу победу в Арканзасе, и это стало нашим первым отказом голосовать за кандидата из демократического списка со времени получения Арканзасом статуса штата в 1836 году... Надо послать дяде Реймонду десять долларов: в ноябре прошлого года в споре с ним я поставил десятку на то, что Арканзас — самый “либеральный” штат на Юге — никогда не пойдет за Уоллесом, чем лишь доказал, насколько могут заблуждаться эти псевдоинтеллектуалы!» («Псевдоинтеллектуал» — любимый ярлык Уоллеса для тех обладателей университетских дипломов, которые не разделяли его взглядов.) Я отметил, что, в отличие от правительства Южного Вьетнама, меня ужасно расстроило то, что «после всего произошедшего, после того, как Хамфри вернул утраченные позиции, мы имеем то, чего я опасался еще в январе, — Никсона в Белом доме».

В довершение ко всему я так и не получил избирательный бюллетень, и мое первое голосование не состоялось. Секретарь округа отправил бюллетень обычной почтой, что было дешевле, но я получил его только через три недели, когда выборы уже давно прошли.

На следующий день я вернулся к своим обычным делам. Я позвонил маме, которая к тому времени уже твердо решила выйти замуж за Джеффа Дуайра. Она была счастлива, и я радовался вместе с ней. Я отправил дяде Реймонду чек на десять долларов, сопроводив это предложением учредить в США День Джорджа Уоллеса по образцу Дня Гая Фокса в Англии. Повод отпраздновать его найдется у всех: для одних им станет то, что он выставил свою кандидатуру на пост президента, для других — то, что он провалился.

Остаток месяца у меня оказался таким насыщенным, что политика и Вьетнам на некоторое время отошли на второй план. В одну из пятниц мы вместе с Риком Стернсом съездили в Уэльс, куда добирались на попутных машинах и автобусах, и всю дорогу Рик читал мне стихи Дилана Томаса. Тогда я впервые услышал слова «Не уходи покорно в ночь», полюбил их и вспоминаю каждый раз, когда люди отважно следуют призыву «Борись, не дай погаснуть свету».

Несколько раз компанию в таких поездках мне составлял Том Уильямсон. Один раз мы решили, поменявшись ролями, изобразить пародию на ставшие стереотипными представления о подобострастности негров и расистских замашках белых южан. Когда перед нами остановился автобус, Том сказал: «Эй, марш на заднее сиденье», на что я ответил: «Слушаюсь, господин». Водитель-англичанин решил, наверное, что мы спятили.

Через две недели после выборов я занес свой первый тачдаун, который назывался «попытка», играя в команде регби Юнива. Это было грандиозное достижение для бывшего музыканта. Хотя я никогда не понимал всех тонкостей игры, регби мне нравилось. Я был крупнее большинства юношей-англичан, и мне обычно удавалось ощутимо повлиять на ход игры, когда я, гонясь за мячом, врезался в ряды противника или играл во втором ряду во время «схватки» — странного действа, во время которого противоборствующие стороны толкали друг друга, стараясь завладеть мячом, лежащим между ними на земле. Как-то раз мы поехали на матч в Кембридж. Хотя этот городок более тихий, чем Оксфорд, меньше по размерам и не достиг такого уровня индустриализации, его команда играла жестко и грубо. Я получил сильный удар по голове, в результате которого у меня, вполне возможно, было небольшое сотрясение мозга. Когда я пожаловался тренеру на головокружение, тот сказал, что замены у нас нет и, если я уйду, в нашей команде будет на одного человека меньше: «Возвращайся на поле и просто мешай кому-нибудь из них». Мы все-таки проиграли, но я был рад, что не покинул поле. Пока вы не вышли из игры, у вас всегда есть шанс.