Моя жизнь

Леня уехал раньше. У него в Томске была тетка Анна Львовна Домбровская, которая имела квартиру из трех или четырех комнат. Сдавала их студентам с пансионом, трое из этих студентов были ее племянниками: Аня, Леня и Боба Гинцбург. И были еще два-три великовозрастных студента – большевики-подпольщики, скрывавшиеся под видом студентов. Был такой Цитоль, потом при советской власти был директором банка во Владивостоке, и, кажется, Гоникман, который в 1933 году сел и пропал. Еще там одно время жили два сына Анны Львовны: Слава (Вячеслав) и Виктор Домбровские. Слава был большевиком, сражался в Средней Азии с басмачами, потом был в Ленинграде заместителем председателя ЧК, в 1937 году расстрелян. Младший Виктор был врачом – невероятных способностей человек, окончил медицинский институт между делом – авантюрист первой марки. В то время он был адъютантом у Авксентьева, который был тогда председателем Временного Всероссийского правительства (Уфимской директории)[34]. Мы с Леней как-то попали на собрание, где выступал Авксентьев. Витька был весь в аксельбантах. Он был красавец, стоял около Авксентьева, его охранял. Было много профессоров и студентов. Профессора хлопали, а мы, стоя на стульях, свистели и орали. Вот такой Ноев ковчег была эта квартира. Потом еще привез Слава своей матери свою очередную жену с ребенком. Это была очаровательная маленькая женщина, кончившая Смольный, по-французски говорила как истинная француженка. Слава ее привез и, видимо, больше с ней не встречался. Она потом вышла замуж за одного из Славиных сослуживцев. Потом, спустя многие годы, когда жил в Ленинграде, он вспомнил, что у него есть дочь (она тоже жила с родителями в Ленинграде), послал за ней сотрудников НКВД. Дома девочка была одна. Ее пригласили в машину и увезли к Славе (я не помню его полное имя). Он спросил, помнит ли она, что он ее отец, и продержал несколько часов. Дома был ужас: «Увезли дочь в ЧК». Дочь благополучно вернулась. Но каковы нравы!

Слава в Ленинграде слыл меценатом. В его роскошной квартире было полно книг, которые он не ходил по магазинам покупать, а ему доставляли на дом списки вышедших книг, и он себе выбирал. У него был прекрасный рояль, собирались разные музыканты. Он сам играл на рояле, бывал и Шостакович, бывал и Маршак. Словом, был салон. Попробуй не принять приглашение от заместителя начальника НКВД. Салоном руководила его жена Груня. У них было два сына. Они и сейчас в Ленинграде. Груня работает в редакции какого-то журнала. После расстрела Славы в 1937 году и более десяти лет лагерей, когда Груня вернулась в Ленинград, все, кто бывал у них, отвернулись от нее. Маршак даже не принял ее. Sic transit gloria mundi![35] О Славе много можно рассказывать. Это продукт своего времени. В начале революции он громил в Средней Азии басмачей, укрепляя советскую власть. Потом работал в ЧК. Власть имел огромную. Помню его такие высказывания: «Мы раньше считали, что рабочий не может быть контрреволюционером, теперь мы так не думаем». «Неужели вы думаете, что мы (т. е. ЧК) позволим руководить страной этому старику (т. е. Калинину)?» «У меня сидит (в ЧК) изумительно интересный и талантливый юноша. Когда я очень устаю и могу отдохнуть, я его вызываю, и мы ведем долгие беседы на самые разные темы. Но, увы, придется его расстрелять – он анархист».

Все это было потом, а когда мы приехали в Томск, он был в Средней Азии. Томск был студенческим городом: технологический институт, университет, консерватория. Общежитий для студентов не было. Все, что можно было сдавать, сдавалось студентам. Особенно в районе вузов. В квартире, где жил Леня, у Домбровских было битком набито. Это был второй этаж. Внизу тоже было полно студентов. Там были студентки-медички. Леня учился на юридическом факультете и в консерватории. Трудолюбие его было потрясающим. Перед экзаменами в консерватории он по многу часов не вставал из‐за рояля. И нижние медички послали ему письмо, в котором умоляли дать им хоть немного житья днем и спать ночью. На выпускном экзамене он играл Сен-Санса, и консерваторское руководство прочило ему большую музыкальную будущность, а он все-таки стал юристом и никогда не жалел об этом.