Моя жизнь

Но чтобы быть ревизором, надо знать бухгалтерию, а он не знал, что такое «баланс, дебет и кредит». И он сел за книги, начал читать учебник по бухгалтерии. Поэтому, когда он меня с вокзала привез в дом, мы поели, он сказал: «Ложись спать, я буду заниматься». Комната была в огромном доме (бывший дом графа Нессельроде, там сейчас Дом ученых). Она была большая, светлая, с огромными окнами, с очень высоким потолком, с линолеумом на полу, словом, по моим понятиям, роскошная. Правда, у нас потом открылся один недостаток – дом имел «аммосовское отопление»[53], то есть стены были полые и в них пропускался горячий воздух. Это отопление не работало, и бывало, когда Леня поздно приходил домой, я сидела одна, в стенах выл ветер и скреблись какие-то животные, и мне было жутковато. Но это были пустяки, и было потом, а в тот момент я лежала на полу, так как в комнате была мебель: один стул и один столик. Но чистота была стерильная. Леня постарался. Всю ночь я видела Леню склоненным над бухгалтерией, а утром он умчался в СНХ. Вид у него был очень юный, и над ним посмеивались. Он отпустил бороду, она у него была густая и рыжая.

Несмотря на свою молодость (22 года) и занятость в университете, Леня завоевал авторитет. Его сделали начальником ревизионного отдела. Тогда он сбрил бороду.

Начался наш саратовский отрезок жизни. Дом Нессельроде – низкий одноэтажный большой угловой особняк. Комнат было много. Они были соединены коридором. Одни комнаты были парадные, например красная гостиная с потолком куполом, разрисованным золотом, остальные были простые, покрашенные масляной краской. Дом этот населен был научными работниками, которые недавно приехали в Саратов из других городов. В каждой комнате по семье. Мебель почти у всех была – табуретки и простые столы. Денег – зарплаты – не хватало, жили скудно. Говорили, что в 1937 году почти всех посадили. Партийцев среди них не было.