Моя жизнь

— Возможно, что и нет, так как эта поездка очень кратковременна. Я должна вернуться в Париж в понедельник к вечернему спектаклю. Мне хотелось бы встретиться с Пиа наедине, в тишине и покое. А увидеться с ней на несколько коротких минут после стольких лет разлуки — это пытка». Все это было верно, но, думаю, я тогда допустила одну из самых величайших ошибок в своей жизни.

Меня очень растрогал чудесный прием в аэропорту. Я ожидала коварных вопросов, возможно, даже злых насмешек толпы, а вместо этого встретила своих великолепных сторонников — группу «Элвин».

Из аэропорта я приехала в нью-йоркскую квартиру Айрин Селзник. Там впервые за все эти годы я прочитала американскую газету. И узнала из нее, что в автомобильной катастрофе погиб сын Сигне Хассо. «Боже мой! — подумала я. — Этого быть не может». Мы с Сигне учились вместе в Драматической школе. В Швеции она главным образом играла в театре. А в Голливуд приехала, заключив контракт с одной из больших студий.

В Голливуде мы часто общались. Она устраивала небольшие вечеринки, приходила к нам. С ней очень подружился Петер. Мы всегда были близки, всегда поддерживали связь друг с другом. Затем она переехала в Нью-Йорк и стала жить в Гарлеме, чтобы лучше узнать жизнь негров. Она была прекраснейшим, великодушнейшим человеком.

И всегда у нее были огромные трудности из-за здоровья сына. Она обращалась ко многим докторам, во многие клиники, она тратила на него массу денег, проявляя всю свою любовь, чтобы только помочь ему. Теперь она играла в Нью-Йорке. Я знала, что сын вылечился, стал очень красив, ему исполнился двадцать один год и он успел даже заключить свой первый контракт с киностудией. А теперь эта новость: он ехал в машине со своим лучшим другом, оба попали в катастрофу. Он погиб. Как может быть жизнь так жестока?

Я тут же сказала Айрин:

— Мне надо связаться с Сигне. Ты не знаешь, где ее можно найти?

— Она в городе, играет в спектакле. У меня нет номера ее телефона, но если ты позвонишь Вивеке Линдфорс, то узнаешь, как ее разыскать.

Вивека тоже была шведской актрисой, но ее я едва знала. Я позвонила, она сказала:

— Сигне здесь, передаю ей трубку.

Сигне подошла к телефону и без промедления затараторила:

— Ингрид, как хорошо, что я тебя слышу. Как хорошо, что ты приехала сюда получать премию нью-йоркской критики. Я так рада за тебя. Как замечательно, что ты вернулась в Америку. Сегодня вечером большой прием у Сарди. Я приглашена, но пока не знаю, пойду или нет. — И снова: — Как приятно слышать тебя...

«Наверное, у меня что-то не в порядке с мозгами», — подумала я.

— Подожди минутку, — сказала я. — Я прочитала в газетах, что твой сын погиб в автомобильной катастрофе.

— Да, ужасно, правда? Он погиб. А мне так жаль юношу, который вел машину. Это был его лучший друг. И он остался жив. Я пригласила его приехать сюда. Он ужасно себя чувствует, я хочу позаботиться о нем.

— Но разве ты не собираешься в Калифорнию?

— А зачем? Мой сын мертв. Чем я теперь могу помочь ему? Единственное, что я теперь могу сделать, — это помочь тому парню, вытащить его из всего этого и забрать сюда.

— Ты собираешься оставаться в Нью-Йорке?

— Да, через несколько часов я иду в театр.

Я не могла поверить своим ушам.

— Ты в состоянии сегодня играть? Ты действительно собираешься играть?

И тогда она очень спокойно сказала:

— Да, я сегодня должна играть. Иначе я сойду с ума.

Она молчала, а я плакала. Тот разговор с Сигне долгие годы не уходил из моей памяти.

Я знала, что мне нужно позвонить Пиа. Ей было известно, что я приехала. Я писала ей, говорила по телефону, как было бы прекрасно увидеться после всех этих лет. Я попросила Айрин и Кей Браун побеседовать с ней.

А теперь я поняла, что не смогу встретиться с ней. После расспросов в аэропорту, встречи с группой «Элвин», разговора с Сигне Хассо, вручения премии критиков мне была нестерпима мысль о том, что вокруг меня соберется толпа фотографов, репортеров и будет наблюдать, как я заплачу при встрече с Пиа, как я буду расстроена и подавлена. Я была не готова к такому эмоциональному напряжению. И потом, мне необходимо было хотя бы час провести наедине со своей дочерью. Я позвонила Пиа и поведала ей обо всех моих проблемах. Я пыталась объяснить ей, что просто не знаю, как совместить все мои дела с самым важным в этой поездке — встречей с нею. Пыталась объяснить, что разрываюсь на части, но не могу успеть все. Хотя, может быть, именно это мне и следовало сделать. Я собрала всю свою храбрость, чтобы оказаться здесь. А теперь у меня не хватило ее, чтобы увидеться с дочерью.

Но бедняжка Пиа ничего не поняла. Она решила, что я просто не хочу ее видеть, что карьера для меня — самое важное и что я просто хочу успеть повидаться со своими друзьями и выступить по телевидению. Она распаковала свой чемодан и вернулась к занятиям. А когда ей позвонили репортеры, она сказала, что очень занята и не может уехать, иначе отстанет от остальных. Всем это показалось странным. А я поняла, что все, что произошло между нами, действительно было странным.