Моя жизнь

— Ради бога, не делай этого. Она же ненавидит тебя.

— Не может же она ненавидеть меня столько времени, тем более что сейчас у нее грандиозный успех, а это лучшее средство от любой ненависти.

Мы с Кей посмотрели «Аплодисменты». Лорен действительно была великолепна. Я сказала, что пойду повидаться с ней за кулисы. Кей задрожала.

— Ты думаешь, это разумно?

— Конечно, разумно.

— Я подожду тебя здесь.

Я подошла к уборной Лорен, постучала. Костюмер спросил из-за двери:

— Как мне доложить о вас?

— Скажите, что ее хочет видеть женщина, которую она ненавидит больше всех в мире.

Через приоткрывшуюся дверь я в отражении зеркала увидела улыбающуюся во весь рот Лорен. Она бросилась ко мне, мы обнялись и с тех пор остаемся большими друзьями.

Натурные съемки «Прогулки в весну» проходили в горах, и это было замечательно. Сюжет фильма очень прост. Я жена преподавателя колледжа, которого играет Фриц Уивер. Он решает взять годичный отпуск, с тем чтобы работать над книгой, которую давно мечтает написать. Мы приезжаем в Теннесси, чтобы пожить в старом коттедже. И тут я встречаюсь с неким местным умельцем, выросшим в этих краях, не очень образованным, но очень мужественным, — Энтони Куином. Мы влюбляемся друг в друга. Об этом узнает его сын-подросток. В драке с отцом мальчик случайно погибает. Энтони и я понимаем, что все кончено. Мы прощаемся. Мой муж терпит крах на писательском поприще. Мы с ним возвращаемся в Нью-Йорк.

Сценарий, к сожалению, не давал истинного представления о содержании и красоте книги Рэчел Мэддокс.

Наша дружба с Тони Куином стала результатом общей работы в фильме «Визит». Хотя из этого вовсе не вытекало, что мы с ним не спорили до хрипоты из-за некоторых эпизодов. Я ведь всегда была плохим дипломатом и не задумываюсь, прежде чем что-либо выпалить. Помню, как мы снимали одну сцену. Ярко светило солнце, все были готовы. После короткой репетиции я обратилась к Тони: «Ты что, собираешься играть именно так, как сейчас играл? Да?» Он не на шутку разозлился. «Кто режиссер: ты или Гай?» В ту же минуту он подошел к Гаю Грину и сказал, что не собирается больше участвовать в фильме. Сейчас свободен Берт Ланкастер, он уверен, что Берт будет просто счастлив играть со мной, а с него моих наскоков хватит.

Мы с Рут сели за вагончиком, и я сказала: «Что же мне делать?» Нам было видно, как Тони и Гай Грин, сидя на траве, спорили, указывая на меня. Вроде бы ничего страшного не происходило, и мне казалось, что все обойдется: подойдет Гай Грин и скажет: «Ну хватит. Не глупи, начнем все сначала».

Но, увы, никто не подходил. Да, я была не права. И мне нужно было сделать первый шаг. «Пойду к ним», — сказала я Рут. «Подожди, может, они сами разберутся», — ответила она. «Не могу. Солнце уходит. Господи, мы же потеряем целый съемочный день».

И вот, подойдя к Тони, я сказала: «Извини. Извини меня, ради бога. Я больше никогда не открою рот и не буду лезть с указаниями насчет твоей игры. Пойдем скорее, если мы хотим, чтобы пленка легла в коробку». И мы пошли.

13 мая 1969 года она написала из Ноксвилля: «Дорогой Ларс, сейчас мы снимаем сцену на ярмарке. Собралось 450 человек, все из Гатлинбурга. Мы только и делаем, что со всеми знакомимся и раздаем автографы. Это второй день и, — надеюсь, последний. Напиши мне подробно об обеде в Жуазели с министром культуры Марло. Какие у тебя прекрасные гости, когда меня нет дома. Хотя для тебя это даже лучше, так как представляю, в какой бы я была истерике, если бы у меня не получился настоящий королевский прием.

Сейчас я немного успокоилась. И могу теперь понять, насколько бываю нестерпимой. Когда об этом говоришь мне ты, я успокаиваю себя тем, что ты устал, раздражен, долго находишься в одиночестве и привык к самостоятельности. Но сейчас оба — и Тони, и Гай Грин — сказали мне то же и помогли понять, в чем я не права: я никогда никого не слушаю, вечно влезаю в середине разговора — уж тебе-то это все хорошо известно. Именно это и не мог вынести Тони Куин. Он не смотрел на меня до тех пор, пока я не извинилась.

Мой маленький старичок, теперь я намного добрее, подожди, увидишь сам».

После окончания съемок начались предварительные просмотры: для приглашенной публики, для избранной публики и так далее. Существовал старый обычай, когда зрителям вручались анкеты с заранее сформулированными вариантами суждений по поводу данного фильма: «Мне совершенно не понравился сюжет», «Все это глупо», «Я не понял фильма», «Мне кажется, что то-то и то-то сделано ужасно». Создатели фильма считали, что если публика не смеется в положенном месте или что-то не воспринимает так, как задумано, то эти сцены нужно или переснимать, или вообще убирать.

Мне всегда казалось это глупостью. Я считала, что за успех фильма или его провал должен отвечать один человек. Он сам пишет сценарий, сам ставит фильм, показывая все, что хочет показать. Но Голливуд всегда ориентировался на вкусы публики. И, пользуясь своими методами, работники студии попусту тратили время, изменяя наш фильм. Впервые я столкнулась с этим на премьере в Ноксвилле.