Моя жизнь

они до сих пор не забыли этого. Дети с трудом вспоминали то, что они

заучивали из книг, но услышанное от меня могли повторить легко. Чтение было

для них заданием, а мои рассказы, если мне удавалось сделать мой предмет

интересным, - удовольствием. А по вопросам, которые они мне задавали после

моих рассказов, я судил об их способности воспринимать.

XXXIV. ВОСПИТАНИЕ ДУХА

Духовное воспитание мальчиков представляло собой гораздо более трудное

дело, чем их физическое и умственное воспитание. Я мало полагался на

религиозные книги в духовном воспитании. Конечно, я считал, что каждый

ученик должен познакомиться с основами своей религии и иметь общее

представление о священных книгах, поэтому делал все, что мог, стараясь дать

детям такие знания. Но это, по-моему, было лишь частью воспитания ума.

Задолго до того, как я взялся за обучение детей на ферме Толстого, я понял, что воспитание духа - задача особая. Развить дух - значит сформировать

характер и подготовить человека к работе в направлении познания бога и

самопознания. Я был убежден - любое обучение без воспитания духа не принесет

пользы и может даже оказаться вредным.

Мне известен предрассудок, что самопознание возможно лишь на четвертой

ступени жизни, т. е. на ступени саньяса (самоотречения). Однако все знают, что тот, кто откладывает приготовление к этому бесценному опыту до последней

ступени жизни, достигает не самопознания, а старости, которая равнозначна

второму, но уже жалкому детству, обременительному для всех окружающих. Я

хорошо помню, что придерживался этих взглядов уже в то время, когда

занимался преподаванием, т. е. в 1911-1912 годах, хотя, возможно, тогда и не

выражал эти идеи точно такими словами.

Каким же образом можно дать детям духовное воспитание? Я заставлял детей

запоминать и читать наизусть молитвы, читал им отрывки из нравоучительных

книг. Но все это не очень меня удовлетворяло. Больше сблизившись с детьми, я

понял, что не при помощи книг надо воспитывать дух. Подобно тому как для

физического воспитания необходимы физические упражнения, а для умственного -

упражнения ума, воспитание духа возможно только путем упражнений духа. А

выбор этих упражнений целиком зависит от образа жизни и характера учителя.

Учитель всегда должен соблюдать осторожность, независимо от того, находится

ли он среди своих учеников или нет.

Учитель своим образом жизни может воздействовать на дух учеников, даже

если живет за несколько миль от них. Будь я лжецом, все мои попытки научить

мальчиков говорить правду потерпели бы крах. Трусливый учитель никогда не

сделает своих учеников храбрыми, а человек, чуждый самоограничения, никогда

не научит учеников ценить благотворность самоограничения. Я понял, что

всегда должен быть наглядным примером для мальчиков и девочек, живущих

вместе со мной. Таким образом, они стали моими учителями, и я понял, что

обязан быть добропорядочным и честным хотя бы ради них. Мне кажется, что

растущая моя самодисциплина и ограничения, которые я налагал на себя на

ферме Толстого, были большей частью результатом воздействия на меня моих

подопечных.

Один из юношей был крайне несдержан, непослушен, лжив и задирист. Однажды

он разошелся сверх всякой меры. Я был весьма раздражен. Я никогда не

наказывал учеников, но на этот раз сильно рассердился. Я пытался как-то

урезонить его. Но он не слушался и даже пытался мне перечить. В конце

концов, схватив попавшуюся мне под руку линейку, я ударил его по руке. Я

весь дрожал, когда бил его. Он заметил это. Для всех детей такое мое

поведение было совершенно необычным. Юноша заплакал и стал просить прощения.

Но плакал он не от боли; он мог бы, если бы захотел, отплатить мне тем же

(это был коренастый семнадцатилетний юноша); но он понял, как я страдаю от

того, что пришлось прибегнуть к насилию. После этого случая мальчик никогда

больше не смел ослушаться меня. Но я до сих пор раскаиваюсь, что прибег к

насилию. Боюсь, что в тот день я раскрыл перед ним не свой дух, а грубые

животные инстинкты.

Я всегда был противником телесных наказаний. Помню только единственный

случай, когда побил одного из своих сыновей. Поэтому до сего дня не могу

решить, был ли я прав, ударив того юношу линейкой. Вероятно, нет, так как

это действие было продиктовано гневом и желанием наказать. Если бы в этом

поступке выразилось только мое страдание, я считал бы его оправданным. Но в

данном случае побудительные мотивы были не только эти.

Этот случай заставил меня задуматься о более подходящем методе исправления

учеников. Не знаю, принес ли пользу примененный мною метод. Юноша вскоре

забыл об этом случае, и нельзя сказать, чтобы его поведение значительно

улучшилось. Но я благодаря этому глубже осознал обязанности учителя по

отношению к ученикам.

Мальчики и после часто совершали проступки, но я никогда не прибегал к

телесным наказаниям. Таким образом, воспитывая детей, живших со мной, я всё

больше постигал силу духа.

XXXV. ПЛЕВЕЛЫ В ПШЕНИЦЕ

Именно на ферме Толстого м-р Калленбах обратил мое внимание на проблему, которой раньше для меня не существовало. Как я уже говорил, некоторые