Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

В то время не только рабочий класс Италии был противником войны. Огромное большинство итальянского народа вообще было за нейтралитет. Муссолини, который всегда плыл по течению, в этом вопросе не отклонялся от общих настроений. Он повторял все лозунги партии и клеймил тех, кто не принял их, как предателей и ренегатов. В то время как многие из нас пытались разъяснить рабочим причины готовящейся войны и ее последствия, он швырялся броскими эпитетами и пытался показать, что он более революционер, чем сама партия.

Антивоенные настроения в Италии в это время уже не были едины. Некоторые консерваторы, действовавшие через националистическую партию под руководством Федерцони (который впоследствии стал правой рукой Муссолини), были за вступление Италии в войну на стороне Австрии и Германии. Среди франкмасонов царило волнение, мелкие предприниматели и молодежь были за присоединение к союзникам. Однако в преобладающей антивоенной атмосфере мало кто отваживался открыто агитировать против мира. Единственный способ вовлечь Италию в войну на стороне союзников состоял в том, чтобы представить войну против Германии так, будто это революционная война. Для этого нужен был демагог, который знал революционную фразеологию и мог говорить на языке масс. Такой человек нашелся в лице Бенито Муссолини.

Одно обстоятельство дало толчок пропаганде войны в Италии и сделало наше положение еще более трудным. Этим обстоятельством стало отношение к войне немецких и австрийских социал-демократов, которое эхом отозвалось во французской и английской партиях. Пока мы побуждали рабочих быть верными своим интернациональным принципам, газеты объявили, что наши немецкие товарищи проголосовали за военные кредиты и бросили или отсрочили свою борьбу за свержение капитализма. В то время мы не могли узнать, была ли какая-либо антивоенная оппозиция внутри немецкой и австрийской партий. Информация об этом и об антивоенной группировке во Франции и в Британской независимой партии труда пришла позднее. 5 августа 1914 года австрийские социалисты объявили, что, если бы сейчас шла парламентская сессия, они также проголосовали бы за военные кредиты. Эта статья, озаглавленная «Исторический день немецкого народа», была, я полагаю, психологическим источником фашизма. Биссолати, который больше не был членом партии, написал в демократическую газету, что интернационал, основанный на сотрудничестве, более не существует, так как крах немецкой социал-демократии означает конец Второго интернационала. Из этого он сделал вывод, что итальянские социалисты должны поддержать войну «ради демократии».

Приблизительно в это время я получила письмо от Плеханова с просьбой срочно приехать к нему в Женеву. Как только я приехала туда, он резко спросил меня:

– Как вы и ваша партия относитесь к войне?

Вопрос удивил меня. Безусловно, великий марксист Плеханов должен был знать, что мой ответ естественным образом вытекает из моего (как и из его собственного) мировоззрения.

– Мы сделаем все возможное, чтобы не допустить вступление Италии в войну и положить ей конец как можно скорее, – сказала я. – Что касается лично меня, то я, естественно, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь в этом партии.

Его глаза гневно сверкнули.

– Значит, вы постараетесь не допустить вступления Италии в войну. А как же Бельгия? Где ваша любовь к России?

– Что вы хотите сказать, говоря о моей любви к России? Должно ли мое отношение к войне измениться, потому что в нее вовлечена Россия? Разве не вы раскрывали мне истинные причины войны? Разве не вы предупреждали нас, что эта бойня готовится и что мы должны противостоять ей?

– Что касается меня, – ответил он, – то, если бы я не был старым и больным, я бы вступил в армию. Насаживать на штык ваших немецких товарищей доставило бы мне огромное удовольствие.

Моих немецких товарищей! Разве они и не его также? Кто, если не он, учил нас понимать и ценить немецкую философию, немецкий социализм, Гегеля, Маркса, Энгельса?

В тот же вечер я покинула Женеву и поспешила назад в Милан. Никогда в своей жизни я еще не путешествовала с таким тяжелым сердцем.

Когда война была уже в полном разгаре, попытки повлиять на нас, склоняя в пользу интервенции, делались с обеих сторон. Не все эти попытки были инспирированы самими правительствами воюющих стран. Некоторые из них предпринимались введенными в заблуждение радикалами, которых, как и Плеханова, захватила военная лихорадка и которые искренне верили, что они поддерживают святое дело. В других случаях – и это было справедливо в отношении Муссолини – воюющие страны были готовы подкупить любого итальянского лидера, которого можно было подкупить, и использовать в качестве своих агентов, когда это только было возможно, тех социал-патриотов в их собственных странах, которые поддались военной пропаганде и теперь служили своим правительствам.