Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

Так как оба они по натуре были людьми активными и приехали из такой страны со сравнительно высоким уровнем жизни, как США, они, вероятно, больше, чем сами русские или средний европеец, страдали из-за ужасных условий, в которых им приходилось в то время жить в России, когда не хватало буквально всего. К недостатку сырья и общей неразберихе добавлялась неописуемая трата времени и сил, вызванная жесткой бюрократией. Можно было потратить часы и даже дни на получение разрешения на перенос матраса из одного здания в другое, хотя никто не знал почему. Это было рассчитано на то, чтобы истощить терпение любого, кто не провел всю свою жизнь в России или кто еще не приспособился к бюрократической волоките. Когда, после такого изматывающего жизненного опыта, они получили более удовлетворительную работу – организация революционного музея, – им пришлось иметь дело с такими же трудностями и проволочками. И все же, несмотря на то что они все больше и больше разочаровывались во власти и их несогласие с ее вождями росло, они радостно продолжали работать без жалоб или взаимных обвинений.

Здесь я хотела бы упомянуть о случаях, когда они проявили свое мужество и благородство, которые повысили их авторитет в моих глазах.

Когда они приехали в Москву, я попросила их быть моими гостями и потому что было трудно найти место для ночлега, и потому что со мной они были бы защищены от слежки со стороны ЧК. Но они отказались от моего предложения. Обычно они приезжали в Москву к своим друзьям, которые не были большевиками, чтобы облегчить участь или защищать в суде дело своих товарищей-анархистов, которых преследовали и арестовывали власти. Некоторые из них начинали в тюрьме голодовки протеста, и их положение было отчаянным. Я видела, какими подавленными становились Эмма и Саша, когда они видели, что в республике рабочих и крестьян происходят такие гонения. И все же после моей первой беседы с Эммой в Москве они никогда не жаловались мне, потому что чувствовали, какая для меня была пытка слушать эти истории и не иметь возможности отречься от таких действий партии, членом которой я была. Только в одном или двух случаях, когда только я одна могла помочь, они все же пришли ко мне за поддержкой.

Спустя годы я часто встречала Александра Беркмана во время его временного пребывания во Франции, а его последнее письмо дошло до меня, когда его уже не было в живых. Тем его друзьям, которые так больше и не увидели его после отъезда из Соединенных Штатов, я хотела бы передать то впечатление, которое он произвел на меня как в России, так и позднее в ссылке. Ни впечатления, полученные им в России, ни горечь его жизни в эмиграции ни на миг не поколебали его мужества и безграничной преданности своему идеалу. Вероятно, невозможность служить, как он хотел – и к чему был пригоден, – стране, которая олицетворяла его надежды, и была косвенной причиной его добровольной и безвременной кончины. Его смерть была так же смела, как и его жизнь.

Незадолго до приезда делегации из Великобритании, о котором давно было объявлено, я получила записку от Чичерина, в которой сообщалось, что меня назначили ответственной за подготовку к встрече британской рабочей делегации в Петрограде. Меня просили зайти к нему в офис, чтобы обсудить с ним эти вопросы. Когда я пришла, я обнаружила, что там уже находится Радек. Обсуждался продовольственный вопрос, и Радек только что доказал «абсолютную необходимость» создать нашим гостям необычайно привилегированные условия и снабжать их также винами и напитками, которые в то время в России были запрещены. Против этого я выразила горячий протест:

– Почему мы должны делать исключение для наших английских товарищей? Разве они не могут несколько недель пожить так, как наш народ живет годами? Что нам скрывать? Почему они не должны видеть, что означает в России бороться за свободу? Предложение Радека насчет вин и напитков унизительно. Нам не нужно подкупать этих людей; они приезжают сюда не навсегда. Мы должны предложить им чистое и удобное место для жилья и возможность увидеть и услышать все, что они захотят!

Я сразу же уехала в Петроград и с помощью нескольких женщин приготовила апартаменты в Нарышкинском дворце, ранее принадлежавшем русской княгине.