Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

– А теперь наступает черед фарса в Баку, – сказал он. – Зиновьев велел мне завтра выезжать. Я не поеду. Я скажу Зиновьеву, что не могу.

Луиза находилась в пути, она ехала в Россию, но он понятия не имел, когда или как она прибудет в Москву. Но я поняла, что не это было причиной того, почему он не хочет ехать в Баку. Баку стал бы повторением – в меньшем масштабе – съезда в Москве, а он уже принял решение не иметь ничего общего с Коминтерном. И тем не менее на следующий день я узнала, что он уехал. Он знал, что Зиновьев и Радек не остановятся ни перед чем, чтобы дискредитировать его, а он не хотел давать им повод нападать на себя под предлогом недисциплинированности.

Через два дня после его отъезда приехала Луиза. Через всю Финляндию, которая тогда находилась в состоянии войны с Россией, ей пришлось проехать, переодевшись матросом. Из Стокгольма она написала Джону на адрес офиса Зиновьева, сообщая вероятную дату своего приезда, но он так и не получил ее сообщения. Мы виделись с ней почти каждый день после ее приезда.

Я решила покинуть Россию вместе с итальянской делегацией, а так как получить итальянскую визу в Москве было невозможно, я решила – при условии, что получу разрешение на отъезд, – поехать с ними в Эстонию, в Ревель, и попытаться получить визу там.

Когда я пошла на прием к Ленину, я была так внутренне возбуждена важностью своего решения покинуть первую в мире рабочую республику и всем тем, что это значило в моей жизни, что смогла поднять этот вопрос только косвенно, я говорила о чем-то, что никогда не представляло для меня никакого интереса, а потом прибавила:

– Послушайте, Владимир Ильич, теперь, когда я отошла от дел и решила уехать из России, у меня нет и клочка бумаги, удостоверяющего мою личность.

Ленин сделал вид, что не заметил серьезность моего решения уехать из страны.

– Нет документа, удостоверяющего вашу личность? – сказал он. – Но кто же вас не знает? Может быть, кто-нибудь на далеком Севере?

Это была ссылка на то, что произошло несколькими днями раньше, когда мы выходили из Кремля. Красноармеец кивком головы разрешил мне пройти, но остановил Ленина и спросил: «Ваши документы, товарищ. Я вас не знаю».

– Но если вы действительно хотите получить документ, удостоверяющий личность, – продолжил Ленин, – я с удовольствием выдам вам его.

Теплые нотки, с которыми были сказаны эти слова, удивили и тронули меня. Он никогда так раньше со мной не разговаривал. Пока он писал за своим столом, я взяла газету, чтобы его не беспокоить. Я ожидала, что он заполнит обычный бланк, но, к моему удивлению, он вручил мне листок бумаги, на котором чернилами написал:

«Товарищ Анжелика Балабанова в течение многих лет была членом партии. Она одна из самых выдающихся активистов Коммунистического интернационала. Вл. Кения».

Я была так тронута этим неожиданным утверждением, что Ленин, заметив мои колебания, сказал:

– Как вам трудно угодить! Однажды мы предложили вам стать послом в Италии, и вы отказались. Если мы не допустим вашего отъезда из России, вы будете огорчены. Что вызывает ваши возражения в моей записи?

– Возражения? – повторила я. – Почему я должна возражать? Любой коммунист отдал бы десять лет своей жизни, чтобы получить такой документ из ваших рук, но для меня…

– Что же я могу сделать, чтобы удовлетворить ваши желания, порадовать вас?

– Того, чего мне хотелось бы больше всего, Владимир Ильич, вы не можете дать мне – политической и моральной возможности оставаться в России до самого конца своей жизни.

– Тогда почему же вы не останетесь? – спросил он. – Почему вы должны уехать?

– Вы прекрасно знаете, Владимир Ильич. По-видимому, России не нужны такие люди, как я.

– Но вы нужны нам, – ответил он. – Таких людей так мало.