Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

– Я пришла всего на несколько минут, дорогой товарищ, не беспокойтесь. Я подумала, что, пока я здесь, я спрошу у вас, не найдется ли в Женеве какой-нибудь работы для этого молодого Муссолини…

– Муссолини? Работать? А, так он теперь может работать, – засмеялся он в ответ. – Я должен рассказать об этом жене. Она не поверит. Когда он впервые приехал сюда, он пришел к нам. Он так много жаловался на свою болезнь, неспособность найти работу, что я сказал ему, что он может приходить к нам столоваться. Но он так много ругался, его манеры были такими грубыми и своеобразными, что Луиджия решила, что ей не понравился наш гость. «Я счастлива разделить то, что у нас есть, с товарищами, – сказала она, – но я не доверяю этому человеку. Он никогда не смотрит тебе в глаза, он такой беспокойный и грубый». После этого некоторые товарищи и я покупали для него талоны на обед в дешевой столовой, а вскоре после этого он уехал. Не думаю, что для него найдется что-нибудь в Женеве.

Несколько дней спустя я получила письмо из Лозанны с рассказом о случае, который произошел на лекции, которую читал там итальянский священник. Итальянцы решили, что среди рабочей аудитории этого священника должен быть кто-то, представляющий их антицерковную позицию, а так как Муссолини был более красноречивым оратором по этой теме, чем кто-то другой, то выбрали его. Он согласился, если ему гарантируют, что большая часть слушателей поддержит его, если разгорится конфликт. Я была знакома с его подходом к предмету и без прочтения его комментариев типа: «Религия безнравственна и является физическим заболеванием. Глубоко религиозные люди ненормальны» и т. д.

Но в начале своего выступления он попросил кого-нибудь из аудитории одолжить ему часы. Делая драматическое ударение, он провозгласил: «Я дам Богу только пять минут, чтобы поразить меня насмерть. Если он не накажет меня за это время, он не существует».

Я сразу же написала ему письмо, подчеркивая, насколько поверхностным и глупым был такой подход.

Он не ответил на мое письмо, и, когда я вернулась в Лозанну, я обнаружила, что теперь он часто выступает от имени радикалов на тему антиклерикализма и антимилитаризма. Какими бы талантами оратора он ни обладал, они больше подходили для осуждения и обвинения, нежели для изложения и объяснения, и он постепенно становился ярким уличным оратором на эти темы. И очень хорошо, что в то время он ограничивался этими темами. Сомневаюсь, чтобы он смог внятно изложить принципы и тактику социалистов или анархистов. Вскоре после этого он опубликовал свою первую брошюру «Бога нет» за счет своих друзей-радикалов. Предисловие к брошюре заканчивалось заявлением: «Верующие, Антихрист родился!»

Я снова была в Лугано, когда до меня дошли вести о том, что правительство Швейцарии распорядилось выдворить Муссолини из страны. Я не помню, что именно послужило толчком к этому внезапному решению. Он был изгнан из нескольких швейцарских кантонов из-за своих необузданных высказываний по разным поводам, но теперь, как оказалось, правительство решило, что он представляет опасность для его спокойствия. Они явно воспринимали его более серьезно, чем его товарищи. Швейцарские радикалы немедленно начали агитацию против его выдворения, а депутат от социалистов Уисс осудил это решение на Большом совете в Женеве. Должна ли Швейцария, историческое убежище для политических изгнанников и военных дезертиров, возвратить простого беженца тираническому режиму, от которого он бежал? Государственный министр ответил, что Муссолини признался, что въехал в страну по поддельному паспорту. Единственным результатом рассмотрения этого вопроса было изменение пункта выезда. Вместо того чтобы быть выдворенным через Шиассо на итальянской границе, ему было разрешено покинуть страну через границу с Австрией.

Спустя годы Муссолини приписал этот свой отъезд из Швейцарии «тоске по дому, которая расцветает в сердцах всех итальянцев… Обязательная служба в армии звала меня».

Не прошло и года, как король в честь своего дня рождения издал указ об амнистии политическим беженцам и всем дезертирам, которые желали вступить в армию по возвращении.

Я не виделась с Муссолини, пока он не проехал через Лугано по пути в Италию. Он написал мне из Тренто, где он завел себе больше друзей скорее среди патриотов, которые позднее оказали влияние на его карьеру, чем среди социалистов. Он писал, что в Австрии он имеет определенный успех как журналист, и его письмо дышало самоуверенностью. Когда он написал, что планирует написать историю философии, я не могла не позабавиться. Было естественно, что небольшая доза успеха и стабильности после нищеты и поражений в годы его пребывания в Швейцарии ударила ему в голову. Пройдет какое-то время, говорила я себе, и Муссолини придет в норму.

Я продолжала жить в Лугано с Марией, когда он проезжал через наш город, возвращаясь в Италию. Тем временем я узнала, что Мария сильно невзлюбила Муссолини со времени своей первой встречи с ним в Швейцарии во время пропагандистской поездки.