Моя жизнь — это мы

Дверь в ванную комнату оказалась открыта. Но Леши там уже не было. Тогда Лена прошла на кухню. Он сидел на стуле, опираясь локтями в колени, в тишине и полумраке комнаты. Если бы не свет фонаря с улицы, она бы его и не заметила. Но тревога так и не пропала. Наоборот. Его стремление к одиночеству пугало еще сильнее.

Не включая свет, Лена подошла к Леше. Он молча взял ее руку в свою, крепко сжал и потянул к себе, усадил на колени и прижался лбом к щеке. Лену встряхнуло, когда она поняла его состояние. Ему плохо, он о чем-то переживает и ищет в ней утешение.

Лена попыталась не торопить события и не давать воли своим потревоженным страхам.

— Скажи, что случилось? Может, я смогу чем-то помочь?

Он вздохнул ей в шею.

— Я бы не хотел говорить об этом сейчас. Давай утром, хорошо?

Лена обняла его за шею, запуская пальцы в волосы на затылке. Потерлась о его щеку. Хотелось быть терпеливой, но, наверное, не сегодня.

— Не знаю, доживу ли до утра в таком случае.

Повисла пауза. Леша поднял к ней глаза. Долго смотрел, прежде чем произнести:

— Прости, не могу скрыть свои поганые эмоции. Но и говорить с тобой об этом… не могу.

— Леша, — предупредила тоном, выдающий все ее волнение.

Он прикрыл глаза на несколько секунд. Опустил взгляд на татуировку на своей груди, провел по ней пальцами. А потом спросил:

— Ты ведь знаешь, что я очень хочу быть с тобой?

— Знаю.

Словно в благодарность он поцеловал ее, нежно и трепетно. Но сам же и прервал поцелуй.

— То, что я сейчас скажу, будет неприятно. Но я очень надеюсь, что ты не забудь ничего из моих слов и поступков, которые были сделаны для тебя и ради тебя.

— Леша, не томи, — попросила Лена, готовая вот-вот поддаться панике.

— Хорошо, прости. Думаю, ты помнишь Татьяну, и то, что я говорил… ну, что у нас с ней было в последний раз.

— Помню, — почти выдохнула она, потому как говорить уже было сложно, как, впрочем, и ему.

— Так вот, она тогда… забеременела.

Ее снова встряхнуло, но в этот раз уже сильнее. И это под взглядом его ожидающих и встревоженных глаз.

Оттолкнув от себя руки Фирса, Лена соскочила с его колен. Он тут же подорвался на ноги, словно собираясь ее ловить. Но она и не спешила убегать. Вместо этого вцепилась в край столешницы и старалась дышать. И за что ей все это? Это какое-то бесконечное дежавю! Бесконечное ощущение предательства и боли!

— Лен, никто не хотел, чтобы так вышло.

Он попытался дотронуться до нее, но она не позволила. Только и у Алексея сейчас нервы были на пределе. Он отдернул руку и повысил голос:

— Так и знал, что все будет именно так. Да, любовь моя, я наделал много глупостей, последствия которых до сих пор меня преследуют. И мне невыносимо жаль, что я так тебя огорчаю. Скажу честно — я не знаю, что мне делать в этой ситуации. Но очень хочу поступить правильно. И наивно надеюсь, что ты не станешь отворачиваться от меня именно тогда, когда нужна сильнее всего.

Лена резко выдохнула. У нее возникло такое чувство, словно Алексей сейчас дал ей пощечину, словесную и отрезвляющую. Стало даже совестно. Ведь когда ей нужна была поддержка, он оказался рядом. Когда ей было плохо, он приходил и выполнял все ее капризы. Когда она о чем-то просила, он делал все, включая и нелепые требования из того глупого списка. А она… Да что же она за дура такая? Но только Лена об этом подумала, как на кухню вошла Ева, бледная и испуганная, держалась за свой круглый живот:

— Ребята, простите, что отвлекаю вас от разборок, но я, кажется, рожаю.

Всеобщая растерянность длилась не больше минуты.

— Где Алан? — быстро спросил Леша.

— Он только выехал из «Марса».

Лену даже не нужно было о чем-то просить.

— Дайте мне пять минут, чтобы одеться, и поедем, — сказала она и поторопилась в свою комнату.

Разговор с Алексеем пришлось отложить. Но это, скорее всего, и к лучшему.

Ночью дороги были свободны, поэтому до больницы доехали быстро. Все время в пути Леша сидел на заднем сиденье вместе с Евой, держал ее за руку и развлекал разговорами, как настоящий друг. Девушка чувствовала себя терпимо, только очень переживала, что роды начались на неделю раньше поставленного срока. Чтобы вести машину, Лене пришлось отключиться от своих эмоций, и у нее это даже получилось настолько, чтобы суметь по дороге обо всем рационально подумать.

В данный момент, в чем она может винить Алексея? Да, виноват, что совершил ошибку. Но этот этап они прошли. Следующий — уже последствия. И он переживает, это видно невооруженным глазом, даже сквозь его улыбку, даже через зеркало заднего вида, в которое она смотрела на его лицо. Гриша таким не был. Старший Фирсов всегда умело прятал свои эмоции, качественно усыплял бдительность, так что она не могла и не хотела искать какие-то подвохи. Фирсов же младший… он весь оголен, всегда искренен и открыт. И принадлежит ей одной — это было написано на его груди разноцветными чернилами. Разве здесь могут быть какие-то сомнения? Не мог человек так притворяться.