Читаем Моя жизнь и люди, которых я знал полностью

Моя жизнь и люди, которых я знал

Надо было спешить к Белому дому. Через площадь было опасно, я решил обойти тоннель со стороны Смоленской. Выход из тоннеля был перегорожен троллейбусами. Вокруг них сгрудилась толпа. Мы стали пробираться сквозь нее, и тут в тоннеле раздался усиленный эхом рев двигателей, и два успевших войти в тоннель танка двинулись на баррикаду. Люди кинулись к ним навстречу, умоляя остановиться. Какой-то парень с мегафоном встал перед ними на колени и стал молить танкистов остановиться. Я опустился рядом с ним, раскинув руки. Танк остановился, потом сорвался с места и, едва не задев нас, врезался в ближайший троллейбус. Раздались крики, БМП дал задний ход и снова бросился на троллейбус. Подошел второй. С каким-то противоестественным упорством они снова и снова бросались на беззащитные троллейбусы. Грохот и лязг металла, непрерывные выстрелы, которых уже никто не замечал, и беспросветный крик слились во что-то неописуемо чудовищное. И все это под мирным ласковым желтым светом фонарей. Я никогда не думал, что он может быть таким страшным.

В момент очередной атаки на один из БМП вскочили несколько ребят с брезентовым тентом и накрыли его сверху. Ослепленное чудовище, ударяясь о стенки туннеля, попятилось, увлекая с собой ребят. Люк открылся, раздались выстрелы, и тент стал быстро вползать в чрево танка. В последнюю секунду один парень вырвался из рук отчаянно державшей его девушки и успел вскочить в БМП. Люк захлопнулся. БМП рванулся с места. Несколько человек бросились ему наперерез. Но тут случилось нечто жуткое: задний десантный люк откинулся, и оттуда вывалился парень, минуту назад вскочивший в БМП. Он был мертв. Наполовину он застрял в люке, и его голова и руки волочились по асфальту. Это было в двух метрах от нас. Толпа застонала. В тот миг Рубикон был перейден. Наша надежда рухнула — кровь пролилась. Число жертв уже не будет иметь значения. БМП начал кататься взад — вперед, возя убитого по асфальту, чтобы он отцепился. Асфальтом ему свезло лицо, и чудовищные кровавые полосы расползлись по дороге.

Люди обезумели. Они били кулаками по броне, кидали палки и камни, и над всем этим стоял плач: «Убийцы! Убийцы!» — и почти мольба: «Неужели ни у кого нет бензина?» А эта бронированная гадина вертелась волчком в слитой толпе под непрерывные вспышки блицев фотокорреспондентов. В какой-то момент он зажал себя в угол между троллейбусами. Вырываясь, дернулся назад и сшиб женщину. Ее подхватили, но тут же гусеница танка затянула куртку молодого мужика, и рванувшийся вперед танк раздавил ему голову. Сделав крутой вираж, танк снова ринулся на людей, и в этот миг между ним и мной взметнулось пламя. Бутылка с бензином попала в цель, БМП вспыхнул как факел. На фоне огня показались черные фигуры танкистов. Стреляя на бегу, они бросились ко второму, очевидно, заглохшему танку. Люди устремились за ними. Танкисты скрылись во второй машине. Люди с бутылками бросились к ней, но наперерез уже бежали омоновцы, призывая через мегафон танкистов сдаться, а людей — не чинить самосуд. Поразительно, но и те, и другие подчинились. Видел бы ты несчастные лица этих ребят, когда их повели к Белому дому. Бой кончился. Я взглянул на Ольгу. Она стояла рядом и не мигая смотрела на раскатанные по асфальту человеческие мозги и лужи крови, в которых бесилось пламя…

А на следующий день наступил обвал. Вечером, когда уже работало телевидение, Горбачев вернулся в Москву, инаваждение кончилось. Потом было многое: и дежурство в Национальной гвардии, когда город был фактически неуправляем и начались погромы памятников, и сенсационные изменения в нашей стране. Кровь на ботинках уже почти не видна, но еще горят свечи на месте гибели ребят. Над Белым домом и Моссоветом развеваются трехцветные флаги, и КПСС фактически запрещена. Мы стали другими. Лица людей еще не приняли привычного хмурого выражения. Надолго ли? Я тоже стал другим. Я вдруг понял, что удивительно люблю Россию, и окончательно утвердился в мысли, что мелькнула у меня в голове, когда танки пошли на нас: «Нет уж, сволочи! Хоть катками давите меня, но теперь уж я отсюда не двинусь ни на миллиметр!»

…А по ночам я все бегу и бегу под пулями через пустую площадь, тащу Ольгу за руку и не знаю во сне: добежим ли.

Посылаю тебе российский флажок. Храни. Коль беседер![33]

Миша.

…В ту ночь Андрей Дмитриевич Чегодаев повторял: «Если бы я был хоть чуть помоложе — я бы пошел к Белому дому».

Андрей Дмитриевич Чегодаев МОЯ ЖИЗНЬ И ЛЮДИ, КОТОРЫХ Я ЗНАЛ Воспоминания

Редактор Игорь Захаров

Художник Григорий Златогоров

Верстка Кирилл Лачугин

Корректор Ирина Корсакова

ISBN 5–8159–0623–9

9 785815 906235

Издатель Ирина Евг. Богат Свидетельство о регистрации 77 № 006722212 от 12.10.2004