Моя жизнь и стремление. Автобиография

Я не терялся и испытывал стремление и любовь к этой деятельности.

Но я был все еще тем же маленьким ребенком, и поэтому при резком и вспыльчивом характере моего генерала можно легко представить, что мне было невозможно развиться из простого маленького капрала в полноценную могучую армию за такое короткое время, не испытав на себе строгости воинской дисциплины. Но я не плакал ни при каких наказаниях: я тоже был солдатом Саксонской армии, которая страдает, но борется!

Заработная плата тоже не заставила себя ждать. Когда отец стал заместителем коменданта, он сказал мне:

«Мальчик, ты очень помог в этом. Я сделаю тебе барабан. Ты должен стать барабанщиком!»

Какое это было счастье!

И были моменты, когда я действительно был уверен, что получал все эти шлепки, удары и побои только ради блага и спасения короля Саксонии и служения ему! Если бы король только знал!

Я получил барабан, потому что мой отец всегда держал свое слово.

Мастер-сантехник Лайстнер (да, В Германии того времени существовала сантехника — прим. перевод.) с рынка в Хоэнштайне помог ему построить изготовить его.

Это был очень хорошо сделанный сольный (военный, маршевый барабан — прим. перевод.) барабан; он существует до сих пор.

Позже, когда я немного подрос, но еще был мальчиком, я стал барабанщиком Седьмой роты, и мне придется снова упомянуть этот же барабан.

Одиннадцать компаний сделали свое дело. Они тренировались почти каждый день, а времени было предостаточно, потому что работы не было.

Как мы сумели выжить и чем на самом деле жили, я теперь уже не могу сказать сегодня, мне это кажется чудом.

«Королевские спасатели» были и в других местах. Они были в контакте друг с другом и решили, что как только будет отдан приказ, сразу же отправятся в Дрезден и рискнут всем ради Короля, возможно даже жизнью.

И в один прекрасный день этот приказ пришел.

Зазвучали горны, забили барабаны.

Герои хлынули из каждой двери, чтобы собраться на рынке.

Главный мясник Хаасе стал адъютантом полка. Он позаимствовал лошадь и восседал верхом на ней. Ему было нелегко посреди заместителей командиров и капитанов, потому что лошадь все время старалась сбросить всадника.

Жена городского судьи, фрау Лайриц, вывесила из окон скатерть и свой воскресный салоп.

Это было замечено. Ей стали подражать. Это придало рыночной площади праздничный, веселый облик. Некоторые вообще были в восторге.

Никаких следов от боли разлуки! Никто не чувствовал необходимости прощаться с женами и детьми. Громкое ура по три раза, виват, везде ура!

Комендант произнес речь.

Затем мощно зазвучали духовые инструменты и барабаны.

Затем командование призывает отдельных капитанов:

«Внимание — Смирно, ты — прямой взгляд — Равняйсь — Внимание! — Отставить! — Ррр прямо вокруг — Вперед!»

Впереди адъютант на позаимствованном коне, за ним музыканты с турецкими колокольчиками и барабанами, потом комендант и вице-комендант, затем стрелки, караул и девять других рот — марширующей таким образом армии — влево, вправо-влево, вправо из закоулка того времени и мимо шахтного пруда, которому мы тогда доверили наших лягушек, по Вюстенбранду, чтобы добраться до самой столицы через Хемниц и Фрайберг.

За ними шла толпа родственников, провожая храбрецов на окраину города.

Но я стоял на пороге с очень дорогим для меня человеком, кантором Штраухом, нашим соседом, с Фредерикой, его женой, которая приходилась сестрой городскому судье Лайрицу.

У них не было детей, и меня звали помочь им в их маленьком хозяйстве заняться экономическими вопросами.

Я любил его горячо, однако ненавидел ее, потому что она вознаграждала за все мои усилия гнилыми яблоками или перезревшими рыхлыми грушами, да еще не позволяла своему мужу выкуривать больше двух сигар в месяц, по два пфеннига за каждую.

Мне приходилось покупать их для него у лавочника из-за того, что ему самому было стыдно покупать такие дешевые, и он курил их во дворе, потому что Фридерика не выносила запах табака.

Он тоже сегодня искренне обрадовался, увидев наши войска.

Глядя им вслед, он сказал:

«Есть что-то величественное, что-то благородное в таком энтузиазме по поводу Бога, Короля и Отечества!»

«Но что оно приносит?» — спросила жена кантора.

«Оно приносит счастье, настоящее, подлинное счастье!»

При этих словах он вошел в дом; он не любил спорить.

Я пошел к нам. Сел и задумался о том, что сказал кантор.

Итак, Бог, Король и Отечество, истинное счастье заключается в этих словах; я хотел, я должен был запомнить это!

Затем уже значительно позже жизнь смоделировала и запечатлела эти три слова; хотя формы могли измениться, внутреннее же значение осталось.

Из всех, кто в тот день вышел на великие подвиги, первой вернулась одолженная лошадь.

Адъютант передал ее посыльному, который и привел ее домой, потому что идти пешком было лучше, чем верхом еще и потому, что у всадника было недостаточно денег, чтобы заменить лошадь в случае, если она будет ранена в бою или погибнет при стрельбе.

Затем ближе к вечеру вернулся мастер-ткач Кречмар. Он утверждал, что не может вылечить плоскостопие, не может изменить природный недостаток.