Моя жизнь и стремление. Автобиография

Между нами возникло плотное общение, которое перешло с личного на письменное, когда я закончил свой визит и вернулся в Дрезден.

Но Поллмер не любил писать сам. Письма, которые я получал, писались рукой его внучки. Кто бы мог подумать, что я вступлю в переписку с «монеткой», которая «приносит только вред»!

Наша переписка производила необычайно хорошее впечатление. Она говорила о моей «прекрасной, очень важной работе», о моих «больших задачах», о моих «благородных целях и идеалах». Она цитировала отрывки из моих «Географических проповедей» и добавляла к ним мысли, совершенное превосходство которых меня поразило. Какая склонность быть женой писателя!

Правда, временами мне казалось, что только писатель-мужчина и притом очень образованный может писать такие письма, но я не мог поверить, что они способны на такой обман.

Мне также написала сестра. Она была переполнена похвалами «мисс Поллмер» и пригласила меня снова навестить ее на рождественские каникулы.

Я так и сделал. Я забыл, что Рождество редко бывает дружественным ко мне, и что меня предупреждали о месте, где я родился.

Это Рождество решило все за меня, даже если я не сразу обручился.

У меня было время. Я провел большую часть этого времени в путешествиях, пока не вернулся домой в день Пятидесятницы, чтобы продолжить изучение души «монетки», которая теперь должна была стать «моей монеткой».

Но дело дошло не до предложения, а до решения, которое иначе происходит только на сцене.

Когда Поллмер узнал, что я вернулся, он навестил меня и пригласил к себе на обед. Он давно уже был вдовцом, и его семья состояла только из него самого и его внучки.

Я знал, что он везде отзывался обо мне только хорошо, и что мои прежние судимости нисколько не помешали ему считать меня хорошим, заслуживающим доверия человеком.

Но я также знал, что он считал свою внучку самым прекрасным и самым ценным созданием во всей округе, и о чьем браке имел довольно фантастические мысли. Он считал, что такие сияющие красавицы — самое большое достояние и богатство их семьи, и брак может быть лишь с богатым и знатным.

Разумеется, его мнение не могло не повлиять на его внучку, я это очень хорошо заметил, но, возможно, пора было выйти из-под этого влияния. Поэтому, когда он попросил меня пообедать с ним сегодня, я ответил: «С удовольствием, но только при условии, что я приду не только ради вас, но и ради вашей внучки».

Он с удивлением выслушал.

«Ради Эммы?» — спросил он.

«Да».

«Что вы имеете в виду? Есть ли у вас какие-то намерения в отношении нее? Вы хотите жениться на ней?»

«На самом деле да».

«Вот перемены! Я не слышал ни слова об этом! Но это только ваше намерение! Что она сама говорит на это?»

«Она согласна».

Потом он вскочил со стула, побагровел и воскликнул:

«Ничего, ничего, ничего не выйдет! Моя дочь родилась и воспитывалась не для того, чтобы потратить свою жизнь на босяка! Есть и другие мужчин! Она не должна выходить замуж за писателя, который, если дела идут хорошо, живет только благодаря своей славе, и вечно голоден!»

«Вы тоже думаете о моей судимости?» — спросил я. — «Я бы понял это!»

«Бред какой-то! Мне все равно. Сотни тысяч людей ходят на свободе, из тех, кому место в тюрьме! Нет, это не так. У меня совершенно другие причины. Вы не получите мою дочь!»

Он воскликнул это очень громко.

«Ого!» — ответил я.

«Ого? Никаких ого! Повторяю, вы не получите мою дочь!»

С каждым словом он стучал тростью об пол, чтобы усилить впечатление.

У меня буквально чесались руки, чтобы положить ему трость в подмышку и со смехом сказать: «Что ж, держи!»

Но, с другой стороны, во мне поднялся, унаследованный от отца, крутой, безрассудный гнев, никогда не поступающий правильно. Я тоже теперь рычал:

«Если не получу, то сам возьму!»

«Только попробуйте!»

«Я не только попробую, я сделаю это, действительно сделаю это!»

Затем он рассмеялся.

«Не смейте являться ко мне. Отныне я запрещаю все посещения!»

«Ясно само собой. Но говорю заранее: вы лично придете ко мне в назначенное время и попросите меня навестить вас. А теперь до свидания!»

«Я буду вас просить? Никогда, никогда, ни за что!»

Он ушел.

Но я написал три строчки и оставил их для его дочери. Они гласили:

«Выбирайте между мной и вашим дедом. Если вы выберете его, оставайтесь; если выберете меня, немедленно приезжайте в Дрезден!»

Затем я уехал.

Она выбрала меня, она пришла.

Она ушла от того, кто ее вырастил и для которого она была единственным сокровищем.

Это мне льстило. Я чувствовал себя победителем.

Я поместил ее у вдовы пастора, имевшей двух взрослых высокообразованных дочерей. Общение с этими дамами позволило ей с легкостью обрести все, чего у нее еще не было. Там у нее появилась возможность вести самостоятельно свои дела.

Я также успешно работал, да, очень хорошо и успешно. Я стал известен и получал очень приличные гонорары.

Я начал свои «Рассказы о путешествиях», и сразу же опубликовал в Париже и Туре на французском языке.

Об этом заговорили; это произвело впечатление даже на «старого Поллмера».