Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Однажды нам предстояло обсудить действительно важный вопрос. Я посчитал неправильным пропустить заседание, а голосовать молча показалось мне настоящей трусостью. Споры же разгорелись вот по какому вопросу. Президентом общества был мистер Хиллс, владелец компании «Темз айрон уоркс». Он был пуританином. Нужно отметить, что само общество практически полностью зависело от его финансовой поддержки. Многие члены исполнительного комитета были в той или иной степени его протеже. Доктор Аллинсон, убежденный вегетарианец, также состоял в комитете. Он выступал в поддержку нового в то время движения за ограничение рождаемости и пропагандировал его идеи среди представителей рабочего класса. Однако мистер Хиллс считал, что эти идеи противоречат морали. По его мнению, Общество вегетарианцев должно было интересоваться не только вопросами питания, но и нравственности, а стало быть, доктор Аллинсон с его антипуританскими взглядами не имел права оставаться в обществе. Было предложено исключить его. Проблема эта до крайности взволновала меня. Я и сам считал взгляды доктора Аллинсона на искусственные методы контроля за рождаемостью опасными и пришел к выводу, что пуританин мистер Хиллс имел полное право противостоять им. Я был высокого мнения о мистере Хиллсе и его человеческих качествах. Но при этом я подумал, что не совсем правильно исключать человека из Общества вегетарианцев только потому, что он отказывается принимать пуританскую мораль. Стремление мистера Хиллса убрать из общества тех, кто не поддерживает пуританство, проистекало из его личных взглядов и убеждений, но не имело ничего общего с целями организации, которые заключались в пропаганде вегетарианства, а не нравственности. Поэтому я был твердо уверен, что членом общества может быть любой вегетарианец независимо от его отношения к морали.

Некоторые члены комитета придерживались того же мнения, однако я чувствовал острую необходимость высказаться лично. Но как мне сделать это? Храбрости выступить мне по-прежнему не хватало, и я решил изложить свои мысли на бумаге. На собрание я пришел с готовой речью в кармане. Насколько помню, мне даже не хватило смелости зачитать текст вслух, и президент передал его кому-то еще. Доктор Аллинсон в тот день потерпел поражение. Таким образом, в самой первой битве подобного рода я оказался в стане проигравших. Но меня утешало сознание правоты нашего дела. Припоминаю, что после этого инцидента я подал в отставку и вышел из состава исполнительного комитета.

Я был застенчив на протяжении всего своего пребывания в Англии. Я получал приглашения, и присутствие на мероприятии даже нескольких человек неизменно превращало меня в немого.

Однажды вместе с Мазмударом я отправился в Вентнор. Там мы остановились в доме семьи вегетарианцев. На курорте оказался и мистер Говард, автор книги «Этика пищи». Мы познакомились с ним, и он попросил нас принять участие в собрании, проводившемся в поддержку вегетарианства. Меня заверили, что, если я зачитаю свою речь, ничего неприличного в этом не будет. Я знал, что так поступали многие, стремясь высказаться коротко и ясно. Импровизировать я не мог, а потому написал текст заранее. И тем не менее, когда я поднялся на трибуну, чтобы выступить, у меня ничего не получилось. Я понял, что почти ничего не вижу и весь дрожу, хотя речь и была совсем короткой. Вместо меня ее прочел Мазмудар. Его собственное выступление, конечно, было блестящим, собравшиеся ему аплодировали. Мне же было стыдно и горько оттого, что я не справился.

Моя последняя попытка выступить публично в Англии была предпринята накануне моего отплытия домой. Но и на этот раз я был смешон. Я пригласил своих друзей-вегетарианцев на ужин в ресторан «Холборн», уже упоминавшийся выше. «Вегетарианской трапезе, — сказал я себе, — место в вегетарианском ресторане. Но почему бы не разделить ее с товарищами в обычном ресторане?» И я договорился с управляющим «Холборном», чтобы для нас приготовили исключительно вегетарианские блюда. Мои вегетарианцы одобрили этот эксперимент. Ужины нужны, чтобы доставлять людям удовольствие, но на Западе приготовление пищи стало настоящим искусством. Пышные ужины обыкновенно сопровождаются музыкой и торжественными речами. Вот и мой небольшой ужин тоже не обошелся без всего этого, а стало быть, мне нужно было произнести речь. Я встал, когда подошла моя очередь говорить. Я заранее тщательно продумал каждое предложение своей короткой речи, но не смог продвинуться дальше первой фразы. Мне доводилось читать об Аддисоне[38] и о том, как он начал свою первую речь в палате общин, трижды повторив: «Я считаю…», но не смог продолжить, и какой-то остряк заметил: «Этот джентльмен столько раз повторил «я считаю», что мы уже сбились со счета». Я решил произнести шутливую речь, взяв за основу этот анекдот, но сбился и умолк. Память подвела меня, и, попытавшись блеснуть остроумием, я выставил себя на посмешище.

— Благодарю вас, джентльмены, за любезное согласие принять мое приглашение, — коротко произнес я, а потом сел.