Речь, произнесенную на этом собрании, можно назвать моей первой полноценной публичной речью. Я основательно подготовился и много говорил о честности в коммерческих делах. Я нередко слышал от коммерсантов, что быть правдивым в их деле невозможно, но не соглашался с этим тогда и не согласен теперь. Впрочем, некоторые мои друзья-торговцы продолжают утверждать, что честность и коммерция несовместимы. Коммерческое дело, говорят они, занятие чисто практическое, а правдивость лежит в области религии. Они также настаивают на том, что материальное — это одно, а религия — совсем другое. Правдивость в ее чистом виде, утверждают они, в коммерции невозможна, и торговец может быть честным лишь тогда, когда это ему выгодно. В своей речи я подверг критике подобное мнение и попытался пробудить в торговцах чувство долга. Их обязанность быть честными становилась еще более трудной на чужбине, ведь по немногим индийцам, живущим здесь, местные жители судили о миллионах индийцев, оставшихся на родине.
Я обратил внимание собравшихся на то, что многие из нас не соблюдают правила личной гигиены, и поставил в пример англичан. Кроме того, подчеркнул необходимость отказаться от деления на индусов, мусульман, парсов, христиан, гуджаратцев, мадрасцев, пенджабцев, синдхов, катчи, суратцев и так далее.
Завершая свою речь, я предложил создать ассоциацию, которая укажет властям на проблемы индийского населения, и пообещал отдать этой работе столько своего времени и сил, сколько возможно.
Мое выступление, казалось, произвело на аудиторию сильное впечатление.
После этого началась дискуссия. Многие предложили поделиться относящимися к делу фактами. Я почувствовал себя ободренным. Я заметил, что лишь немногие из собравшихся владели английским языком. Осознавая, как он важен здесь, я посоветовал тем, у кого есть время, изучить его. Я заверил, что учить язык не поздно даже в зрелом возрасте, и привел в пример некоторых знакомых. Более того, я предложил свои услуги преподавателя, если, конечно, наберется группа, а также сказал, что мог бы консультировать всех желающих учиться.
Группа не набралась, но три молодых человека выразили готовность учиться в свободное время при условии, что я стану вести занятия на дому. Двое из них — парикмахер и клерк — были мусульмане. Третий — индус, владелец небольшой лавки. Я согласился учить их, ничуть не сомневаясь в своих преподавательских способностях. Мои ученики порой уставали, но я сам работал не покладая рук. Иногда случалось, что нашим занятиям мешали какие-нибудь неотложные дела, однако я не терял терпения. Ни один из них не стремился к глубокому знанию языка, но двое добились значительных успехов примерно за восемь месяцев занятий. Эти двое могли теперь вести на английском языке свою бухгалтерию и написать простое деловое письмо. Амбиции парикмахера не распространялись дальше желания понимать своих клиентов. Таким образом, благодаря занятиям два ученика получили возможность приумножить свои доходы.
Я остался доволен результатами собрания. Мы решили собираться, насколько помню, раз в неделю или раз в месяц. Собрания проходили более или менее регулярно, и на них мы свободно обмениваясь мнениями и идеями. Скоро в Претории не осталось ни одного индийца, с которым я не был бы знаком. Не осталось и тех, о чьем положении я ничего бы не знал. Я решил познакомиться с британским агентом в Претории, мистером Джейкобом де Уэтом. Он искренне сочувствовал индийцам, хотя и не пользовался практически никаким влиянием. Тем не менее он согласился помогать нам по мере сил и пригласил меня навещать его в любое время.
Затем я связался с железнодорожными властями и заявил, что их поступки по отношению к несчастным индийцам не могут быть оправданы никакими существующими правилами. В качестве ответа я получил письмо, в котором говорилось, что билеты первого и второго класса будут проданы только «правильно одетым» индийцам. Конечно, я ждал совсем не такого ответа, поскольку теперь получалось, что начальник станции может решать, кто одет правильно, а кто — нет.
Британский агент в Претории показал мне документы, имеющие отношение к условиям жизни индийцев. Похожие бумаги я получил и от шета Тайиба. Из них я узнал о той жестокости, с которой индийцев изгоняли из Оранжевой Республики.
Одним словом, во время пребывания в Претории я успел основательно изучить социальное, экономическое и политическое положение индийцев в Трансваале и Оранжевой Республике. Тогда еще я не догадывался, до какой степени полезными окажутся эти сведения в будущем. Я рассчитывал отправиться домой в конце года или даже раньше, если раньше же закончится процесс, ради которого я приехал.
Но Богу было угодно распорядиться моей судьбой иначе.
13. Каково это — быть «кули»