Эта дружба не давала угаснуть моему интересу к религии. Теперь я не мог уделять столько времени изучению религиозных вопросов, сколько уделял в Претории, но я отдавал занятиям почти весь свой досуг, пусть даже самый короткий. Продолжалась и моя переписка на религиозные темы. Мои поиски направлял Райчандбхай. Один из друзей прислал мне книгу Нармадашанкера «Дхарма Вичар». Особенно полезным оказалось предисловие к ней. Я слышал о богемном образе жизни, который вел поэт, и меня заинтересовала описанная в этом предисловии подлинная революция, свершившаяся в его сознании благодаря изучению религии. Книга мне понравилась, и я прочитал ее от корки до корки очень внимательно. С интересом ознакомился я и с трудом Макса Мюллера «Индия. Чему она может научить нас?», и с изданным Теософическим обществом переводом «Упанишад». В результате мое уважение к достоинствам индуизма только увеличилось и передо мной начала раскрываться его подлинная красота. Однако при этом я не стал предвзято относиться к другим религиям. Я прочитал книгу Вашингтона Ирвинга «Жизнь Магомета и его преемников» и панегирик Пророку Карлейля. Благодаря этим книгам Мухаммед предстал передо мной в совершенно ином свете. Я также прочел сборник «Изречения Заратустры».
Чтение позволило мне лучше понять другие религии. Их изучение стимулировало желание познать самого себя и выработало привычку пытаться осуществить на практике то, что заинтересовало меня в процессе чтения. Например, я начал заниматься йогой, применяя ее принципы так, как понял их сам. Вот только самостоятельно мне не удалось продвинуться в этих занятиях сколько-нибудь далеко, и я решил возобновить их под руководством опытного наставника по возвращении в Индию. Увы, этому желанию не суждено было сбыться.
Я изучал также и творчество Толстого. «Краткое изложение Евангелия», «Так что же нам делать?» и другие его труды произвели на меня сильное впечатление. Я все глубже и глубже постигал бесчисленные возможности проявления всеобщей любви.
Примерно в то же время я познакомился с еще одной семьей христиан. По их предложению я начал посещать методистскую церковь каждое воскресенье. По тем же дням они приглашали меня поужинать с ними. Церковь не произвела на меня благостного впечатления. Проповеди показались лишенными вдохновения, а паства выглядела не слишком набожной. Это были не собрания преданных Богу душ, а скорее простые встречи людей, помышляющих о мирском, для которых посещение церкви было развлечением, не более чем данью традиции. Там я порой сам невольно впадал в дрему. Мне становилось стыдно, но мои друзья, грешившие тем же, облегчали своим примером мою совесть. Долго так продолжаться не могло, и скоро я отказался от посещений этих служб.
Точно так же неожиданно оборвалась и моя связь с семьей, чей дом я посещал каждое воскресенье. Можно даже сказать, что меня попросили прекратить визиты. Произошло это так. Хозяйкой дома была добрая и простая женщина, но вот кругозор ее был несколько узок. С ней мы часто беседовали на религиозные темы. Как раз тогда я перечитывал «Свет Азии» Арнольда, и однажды мы стали сравнивать жизни Иисуса и Будды.
— Посмотрите, как сострадателен Гаутама! — воскликнул я. — Он не ограничивается состраданием к людям, но распространяет его на всех живых существ. Разве не переполняются наши сердца любовью при мысли о том, как радостно ягненок сидит у него на плечах? В жизни Иисуса нет такой любви ко всем живым существам.
Сравнение огорчило добрую леди. Мне были понятны ее чувства, а потому я поспешил закончить разговор, и мы перешли в столовую. С нами был ее сынишка — ангелочек, которому едва исполнилось пять лет. Мне всегда нравилось общество детей, вот и с этим малышом мы сразу подружились. Но я пренебрежительно отозвался о куске мяса на его тарелке, а затем похвалил яблоко, лежавшее передо мной. Неискушенный мальчик увлекся моими речами и тоже принялся восхвалять фрукты.
А что же его мать? Она выглядела испуганной и охваченной смятением.
Мне указали на мою бестактность. Я спохватился и сменил тему беседы. На следующей неделе я, как обычно, пришел навестить семью, хотя не без некоторого трепета. Я не понял, что должен прекратить приходить сюда, да и не считал, что для этого есть повод. Но добрейшая хозяйка помогла мне сделать выбор.
— Мистер Ганди, — сказала она, — пожалуйста, не обижайтесь, но я чувствую себя обязанной объяснить вам, что ваше общество не идет на пользу моему сыну. Теперь он каждый день неохотно ест мясо и просит фруктов, напоминая мне о приведенных вами аргументах. Это уже чересчур. Если он вообще откажется от мяса, то вырастет слабым, а быть может, даже заболеет. Как я могу допустить подобное? Отныне вам следует разговаривать только с нами — взрослыми. На детей ваши взгляды плохо влияют.