Итак, к началу весны этого года, мы с Ольгой, дочкой Сюзанной, догом Барюшей, — короче всем семейством, вернулись из поселка Поповка, в Колпино. Жить пока решили у меня, предварительно потребовав от моих предков, что они не будут лезть в наши дела и в воспитание дочки. Правда, ближе к лету, мы опять были вынуждены переехать к Ольге. Что-то у нас опять с моими предками не срослось в воспитании детей. А когда у матери «крышняк съезжал» было вообще трудно, пока ее вновь в больницу не увозили. Не забывайте, что она была психически больна и это была для нас большая проблема.
Жизнь продолжалась, росла дочка, рос Барюша, который, если на задние лапы вставал, уже был с меня ростом, а вставал он так постоянно, встречая нас дома, когда мы возвращались с Ольгой откуда-нибудь. Подбежит, бывало, встанет на задние лапы, передними либо в грудь упрется, если ко мне лезет, либо на плечи положит, если к Ольге, и лизаться начинает, — а пасть слюнявая! Мы для этих целей, — оттираться от его слюней и пасть ему вытирать, специальное полотенце держали. В остальном же он был лапочка! Барюша вообще, рос страшным подхалимом. Сидим, бывало на кухне, едим. Его на кухню не пускаем. Он тихонько, из прихожей, начинает шаг за шагом к кухне продвигаться. Сделает шаг, остановиться, ждет, как мы отреагируем, затем еще делает шаг. Подкрадется, наконец, если сразу на место не отправили, сядет рядом и заглядывает в глаза, а взгляд такой просящий-просящий. Если видит, что мы его игнорируем, садится еще поближе и кладет свою огромную лапу Ольге или мне на колено, а взгляд еще более жалобный. Если и это не помогает, снимает лапу и кладет другую, и так повторяет несколько раз и продолжает просящи смотреть в глаза, а порой и подвизгивать. Ну как тут не дать ему что-нибудь вкусненькое. Хотя мы и старались на кухне ему ничего с рук не давать, но он все равно выпрашивал. Сладкоежка был ужасный!
Сюзанна к этому времени тоже уже подросла и во всю, ползала по полу. Барюша уляжется, бывало посреди комнаты, а она и вокруг него и по нему ползает. Угукает что-то ему свое, и то за уши, то за хвост, то за шкуру его тягает, то за язык ухватить пытается, то глазки выковырять…
Всегда интересно было за ними наблюдать и что интересно, Бари понимал, что ребенок еще маленький и ни разу за все время не сделал Сюзанне больно, с мужеством выдерживая все ее покушения на его жизнь. Хотя, конечно следить приходилось внимательно, а то бывало, Сюзи только на него залезет, а ему вдруг встать захочется, а рост почти метр в холке. Подхватываешь дочку скорее на руки, чтобы не свалилась с него, а она хохочет, ручонками за него цепляется, отпускать не хочет. Жаль, в те годы у нас фотоаппарата не было, — такие бы кадры интересные получились!
Каждый вечер, мы всем семейством ходили гулять в парк за улицу Раумскую. Играли там с Бари, дрессировали его. Ольга в этом специалистом была. Хоть ей собаку и не разрешала мать заводить, но, она какое-то время работала на площадке для дрессировки собак. В душе она заядлая собачница была и кучу книжек прочитала по дрессировке, вот и помогала там по возможности. Особенно она любила с Бари «разговаривать» на его языке, точнее копировать. Бари что-нибудь рыкнет, или гавкнет по своему, а Ольга копировала эти звуки один в один. Бари ее услышит, голову в сторону наклонит, посмотрит на нее внимательно, потом опять что-нибудь вякнет, и Ольга тоже в ответ. Так порой по нескольку минут переговаривались. А если Ольга еще и подвывать начинает, так они вскоре на пару такие концерты устраивали!
Вообще, весело было нам тогда жить, не смотря на все трудности. Дома, мы опять понемногу вечерами начали играть на гитарах, так как вся аппаратура у меня была дома, под рукой. Вообще не понимаю, как у меня все помещалось в одной комнате: гитары, усилители, детские пеленки-распашонки, кроватка и прочее. Правда, все самое громоздкое из аппаратуры, мы в кладовую запихали, но много чего и в комнате оставалось. Ольге, наверно это не очень нравилось, а мне нормально было. Никогда не стремился к какому-то особому шику в квартире: стенки там всякие, мягкая мебель и прочее. Я не привередливый по жизни, — что есть, то и ладно.