Моя жизнь по соседству

Потом Джордж кладет голову на стол и затыкает уши. Пэтси осуждающе тычет в Элис пальчиком и говорит: «Попа!» Дафф показывает язык Энди, та зло на него смотрит. У Гарреттов полный хаос!

Воцаряется тишина, прерываемая всхлипами Джорджа.

– Хочу к папе! – плачет он. – Ты, Элис, мне не нравишься. Ты злюка! Хочу к маме с папой! Нужно вытащить папу из больничницы! Там опасно! В капельницу может попасть воздух. Папа может выпить плохое лекарство. На него может напасть медсестра-убийца.

– Парень, ничего такого не случится, – уверяет Джейс и берет Джорджа на руки.

– Откуда ты знаешь? – допытывается Джордж, болтая ногами. – Обещаешь мне?

Джейс зажмуривается и гладит брата по острой лопатке:

– Обещаю.

Только я чувствую, что Джордж ему не верит.

Измученная Пэтси засыпает прямо на стульчике, щечкой в лужице томатного соуса. Джордж и Гарри смотрят фильм о приключениях детенышей динозавра в тропиках. Элис возвращается в реанимацию. Я звоню маме предупредить, что не вернусь к ужину. Она отвечает, а на заднем плане громкие голоса и смех.

– Ничего страшного, милая. Я на встрече с избирателями в Тайдуотере. Собралось столько людей! Куда больше, чем мы ожидали. Успех, такой успех!

Мамин голос звучит ровно, бодро. Она ничуть не взволнована. Наше ЧП той ночью и несчастье с мистером Гарреттом – чистой воды совпадение. Иначе и быть не может. Заговорить об обратном с моей стороны будет безумием.

Мама растила нас с Трейси честными и ответственными. Наихудшим проступком с нашей стороны считалась ложь. «Ты не просто сделала плохо. Ты сделала плохо и врала, а это в сто раз хуже», – говорила мама столько раз, что забыть невозможно.

Глава 41

Посуда гремит и бьется, когда следующим утром я захожу в «Завтрак на палубу!», чтобы уволиться. Эрнесто ругается из-за непривычно большого наплыва утренних посетителей, а я говорю Фелипе, что не вернусь. Он ушам своим не верит. Да, не в моем стиле уходить без предупреждения, тем более в разгар летнего сезона, но я нужна Гарреттам.

– No creo que se pueda volver y recuperar su trabajo, – рявкает Фелипе на родном испанском, потом переводит: – Не думай, что сможешь вернуться и получить работу обратно, милочка. Если уходишь, то навсегда.

Я гашу искру сожаления. Бешеные темп и энергия «Завтрака на палубу!» были противоядием долгих периодов застоя и однообразия в водно-теннисном клубе. От клуба мне не отделаться, по крайней мере тайно от мамы.

Джейс возражает, но я его не слушаю.

– Давно пора избавиться от этой формы, – заявляю я.

Еще важнее то, что увольнение из «Завтрака на палубу!» освобождает мне три утра в неделю.

– Так досадно, что из-за этого меняется и твоя жизнь тоже, – вздыхает Джейс.

Только все это пустяки по сравнению с переменами у Гарреттов. Миссис Гарретт фактически живет в больнице. Домой она возвращается, только чтобы покормить Пэтси, урвать несколько часов сна и провести очередную неприятную беседу по телефону с больничной бухгалтерией. Элис, Джоэл и Джейс по очереди ночуют в больнице. Джордж постоянно писает в постель, Пэтси люто ненавидит бутылочку, Гарри ругается чаще, чем Тим, Энди целыми днями сидит в Фейсбуке и в миллионный раз читает «Сумерки».

* * *

В комнате у меня так жарко и душно, что я просыпаюсь: мне нужны прохладный воздух и вода. Я спускаюсь на кухню, но замираю, услышав мамин голос:

– Клэй, по-моему, так неправильно.

– Мы ведь уже говорили об этом. Сколько бокалов вина ты выпила?

– Три… или четыре, – отвечает мама высоким, дрожащим голосом. – Не помню. И не до дна, конечно, по паре глотков.

– Грейс, это больше, чем допустимо законом. Карьере точно конец. Ты понимаешь? Никто об этом не знает. Дело прошлое. Поехали дальше.

– Клэй, я…

– Подумай о том, что стоит на карте. Если тебя переизберут, ты принесешь людям больше пользы. А это так, ошибка, оплошность. Все общественные деятели их совершают. Ты удачливее многих: про твой промах обществу неизвестно.

Звонит мамин сотовый.

– Это Малколм из штаба, – объявляет она. – Нужно ответить.

– Держись! И прислушивайся к себе, милая. Первая мысль у тебя о долге. Даже в момент неприятностей. Ты правда хочешь лишить людей такой самоотверженности? Подумай. Верное ли это решение?

Мамины каблучки цокают к кабинету, и я начинаю подниматься по лестнице обратно.

– Саманта! – тихо зовет Клэй. – Я знаю, что ты там.

Я замираю. Клэй не может это знать: ступеньки обиты ковром, а я босая.

– Ты отражаешься в зеркале передней, – добавляет Клэй.

– Я… захотела пить… – бормочу я.

– И все слышала, – подсказывает Клэй.

– Нет… – Я осекаюсь.

Клэй огибает поворот лестницы и прислоняется к стене, скрестив руки на груди.

Поза вроде обычная, но в Клэе чувствуется какое-то необычное спокойствие.

– Я приехал сюда не случайно, – тихо говорит Клэй. Кухонные лампы освещают его со спины, и лица его я не вижу. – Я много слышал о твоей маме. Она… она просто супер, Саманта. Партия ею интересуется. У нее есть абсолютно все – внешность, стиль, мозги. Она может подняться на самый верх… Не в штате, в стране. Может без труда.

– Но ведь… она сбила его, да? – Я впервые говорю об этом вслух.