Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

Из Чикаго приехал Шервуд Андерсон со своей второй женой, Теннесси, и Поль Розенфельд. Сильвия Бич привела всех троих к Стайн по просьбе Шервуда. Я помню Теннесси, сидящую за большим столом в студии, слушая, что говорят другие, не принимая участия в общем разговоре.

Это был первый приезд Шервуда в Париж. После возвращения в Чикаго они развелись.

В следующий раз Шервуд появился в Париже с третьей женой — Элизабет Пралл. С ними были сын и дочь Шервуда от первого брака. Когда кто-то на корабле спросили Мими, красивую и похожую на отца, как ее мать готовила чай, она ответила: «Уверена, что не знаю». До поездки на корабле они не встречались.

Джон, младший сын Шервуда Андерсона, готовился стать художником. Когда его отец, мачеха и Мими возвращались в Америку, он в одночасье стал независимым и художником. Он проснулся с этой мыслью накануне их отбытия. Он часто навещал Гертруду, и она привязалась к нему.

Ральф Черч появился у нас благодаря Шервуду Андерсону. Миссис Черч, его мать, была очень красивой женщиной, но Шервуд сказал: «Она меня раздражает». Она обычно посылала Гертруде самые красивые желтые розы. Когда Гертруда умерла, садовод в Нью-Джерси выводил для нее желтую розу. Они никогда не стали абсолютно желтыми. «Они должны быть большими, желтыми и пахнуть», — говорила она.

Ральф Черч был философом и защитил докторат по философии в Оксфорде. Когда Хемингуэй приехал в Париж, Шервуд Андерсон дал ему рекомендательные письма к Черчу и Гертруде. Черч не предпринял никаких усилий, чтобы встречаться с Хемингуэем и не расспрашивал о нем Гертруду. Позже Гертруда сказала: «Черч, дай мне взглянуть на твою ладонь». И удивленно добавила: «У тебя сильно развито любопытство. Как же ты не проявил никаких усилий, чтобы разузнать о Хемингуэе?». «Ну, — ответил Черч, — я ждал, когда сам решу, что я думаю о нем». Они не были друзьями, Черч и Хемингуэй.

Вскоре после окончания войны супруги Джюитт посетили Париж. Мы навестили их в отеле и там по случаю встретили одного молодого рыжего человека и одного брюнета — Роберта Коутса и Ман Рэя, соответственно.

Ман Рэй смотрелся как индусский монарх в миниатюре, очень претенциозным, каковым совсем не был, был прост. Он пробивал дорогу в жизни и спросил Гертруду: «Не согласитесь ли вы позировать мне? Хотелось бы сделать вашу фотографию». Как обычно, она сказала: «Конечно». Она всегда говорила, что готова попробовать все хотя бы раз.

Ман Рэй дал адрес своего отеля на улице Деламбре. Комната, где он собирался фотографировать Гертруду, была маленькой клетушкой, спальней в крошечном отеле, но там уместились все его камеры, провода и осветительное оборудование. Он сделал там первую из многочисленных фотографий Гертруды, очень хорошую.

С того самого дня Ман Рей сделал столько фотографий Гертруды, что однажды, смеясь, заметил: «Я стал вашим официальным фотографом». А когда он увидел снимок Гертруды, сделанный мною в поле, даже разозлился и сказал, что он считал себя ее официальным фотографом и какое отношение к этому имею я.

Со временем Ман Рэй вернулся в Америку и в Париж наезжал только с визитами. Гертруда особенно привязалась к Роберту Коутсу. У него был приятный бархатистый голос и манера джентльмена. Он принес свою первую книгу «Пожиратель темноты»[54]. С ней произошла неприятность — Вирджил Томсон одолжил ее, единственный экземпляр, естественно подписанный автором, и потерял. Я видела его объявление об этой книге в «Нью-Йорк Геральд» и сказала Гертруде: «Он обязан ее найти». Но он не нашел.

Лишь несколько лет тому назад Коутс прислал мне из Америки репринт этой книги. Она оказалась интересна, как я и запомнила ее в первый раз, даже интересней — захватывающе, напряженно и драматично. За прошедшие годы он написал много замечательных романов, а его новостные сообщения по искусству и короткие рассказы печатались в «Нью-Йоркер». Они все замечательны.

Позже он появился в Риме, где я с ним встретилась снова. Его жена великолепно танцевала с нашим хозяином.

Гертруда и я были частыми гостями у нашей хорошей приятельницы Милдред Олдрич. Случилось так, что она внезапно лишилась своего скромного дохода. Выяснилось, что это не был подарок от ее друга, как мы все полагали. Деньги поступали от ее старого поклонника и его богатой жены. Мы нашли человека, хорошего друга этой пары, и спросили, почему перестали поступать деньги. Ответ был таков: «Моя жена в преклонном возрасте, у нее развилось скряжничество, я тоже в ее списке людей, которым сокращены привилегии, даже не могу пользоваться машинами. Мне приходится ходить на станцию пешком, если надо побывать в Нью-Йорке».

Мы побеседовали с каждым, кто мог бы помочь Милдред с деньгами. Все то жаркое лето мы пытались изыскать фонды для Милдред. Наконец было решено, что Гертруда должна обратиться к редактору «Атлантик Мансли». К сожалению, он не поставил всю заметку в журнал, но получил пожертвования, а одна дама пожертвовала 500 долларов, приехала в Париж познакомиться с нами и сказала: «Если этого недостаточно, я могу дать больше».

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное