На ферме больше понравилось, пока не заставили их ездить верхом на страусах. Опять-таки боялся. Может, говорит, для русских это обыденное занятие, ездить на страусах, а у корейцев – нет, у корейцев минимальное общение с животными (даже с насекомыми) редко встречается, ну когда-то в глубоком детстве видел муравья. Поэтому сначала отказался. Но от него не отставали, и в конце концов он согласился. Бегала эта курица, говорит, по началу дружно, ничего. Но потом, говорит, не хотела останавливаться. Фермеры пытались курицу большую поймать, а не могли. Бежала, бежала, у него руки устали, он не мог больше держаться. Упал. Лежит на земле, больно, но вроде уцелел. Лежит, и подбегает к нему курица, не страусиная, а настоящая, и начинает ему клевать лицо. Хотел он сопротивляться, а сил нету, руки не может даже поднять. А курица, рыбий глаз, в лицо все целится, клюет. Страх и ужас его объяли, но он бессилен был что-то делать. Лежит в грязи (тоже необычное для него дело) и переживает за свою жизнь. До сих пор не может терпеть даже запах курицы.
– И все потому, что тебя клюнула курица в лицо? – спрашиваю я.
– Да. Именно потому. И еще потому, что в тот вечер заставляли ее есть. Прибежали фермеры, взяли этот рыбий глаз, свернули ей шею и пожарили на костре, типа, барбекю из бывших врагов. Ужас! Раньше не представлял, откуда мясо, покупала мама в супермаркете, и было очень вкусно. А так – не вкусно.
– Так ты стал совсем вегетарианцем?
– Нет, я не видел, как убивают других животных, поэтому их есть еще могу.
– А рыбу-то не убивали тогда?
– Рыба так рыба, она и для того создана, чтобы ее есть. А вот курица – другое дело.
Вот и вся история.
Русский вопрос
Есть другие вопросы, более острые для канадцев, чем русский вопрос. Ну, допустим, китайский вопрос, хотя он, собственно говоря, уже решен, или цейлонский, который далеко не решен. И обычно теряется русский вопрос среди них. Но все-таки вспыхивает время от времени. Основные моменты этой проблемы очень хорошо характеризовал один мой знакомый русский друг из Тюмени, когда позавчера выехал на встречную: «Я русский, мне можно».
То есть, хотя русские более или мне похожи внешне на здешних, все равно выделяются в толпе. Идут русские – сразу видно. Ну, например. В центральном парке гуляем с русскими друзьями. Гуляем-гуляем, вдруг увидели друзья кое-что, бросаются в кусты, ветки ломают, разбрасывают. Чего там? Ежевика! Сочная, спелая, в огромных количествах. Начинают собирать. Люди проходят мимо, смотрят, говорят друг другу: смотри, тут русские собирают ягодки, прикольно. И русским – до лампочки, что смотрят и говорят. По барабану, пока не пришли местные копы. Стоят копы, вроде не знают, что делать – никогда не видели, чтоб в парке собирали ягоды, нет для таких случаев протокола, надо придумывать на ходу. Подходят, говорят:
– Ну, извините, граждане, позвольте осведомиться, что это такое, блин?
И русские еще не понимают, что к ним обращаются, не подозревают. Смотрят, потом продолжают. Не обращают внимания. И копы, слава богу, не сразу в истерику, еще раз спрашивают.
– Братья, – говорят, – ничего не понимаем.
– А че, не видите, – говорят, не из грубости, а просто, из русской прямоты, – ягоды собираем.
– Это очень интересно, – говорят, – замечательно. А откуда у вас такая идея пришла, что можно так делать? Как интересно.
– Че!?
– То есть ребята, это парк, понимаете? Это ягоды для животных, ну, для птиц и прочих незначительных тварей. Это не для людей. Если вы хотите фрукты, идите в супермаркет.
И друзья вынуждены бросить свое дело.
Другой раз пошли в парк делать шашлыки. Только выгрузились, как услышали: «Я свободен!» Кто-то играл на гитаре, ребята лазили по деревьям, падали – все очень весело. Пошли в другой конец парка, но и там тоже нашлись свои. Под деревом одна дама постарше каштаны собирала.
Или еще, в другое время года, в другом парке дедушка грибы на виду у всех собирает. Подходят взволнованные местные.
– Что вы делаете!? – говорят. – Это опасно, так нельзя, прекратите. – А дедушка им только машет ручкой, бормочет. – Нельзя, – повторяют, – вы что, не можете в магазине купить? Так нельзя. – Волнуются местные, не понимают и уходят, очень раздраженные. – Отравится, – говорят, – бессовестный!
Много таких случаев вообще, и они, конечно, мелкие случаи, почти ничего не значащие. А вот и менее мелкие тоже бывают.
Тормознули одного моего друга за превышение скорости. По здешним правилам надо ждать в машине, пока не подойдет к тебе полицейский. Очень не любят, когда высовываются из машины преждевременно, паникуют, думают, что стрелять хотят. Обычно не просят вообще выйти из машины и если просят – дела плохи.