Моя жизнь со Старцем Иосифом

— Да, Старче, и большую пользу.

— Так вот, если у послушника есть Старец и он своим Старцем доволен, то он не имеет права ходить к другим духовникам. Этим он как бы отказал в доверии тому, кому его вручил Бог. Это, ни много ни мало, словно духовное прелюбодеяние.

И признавался затем отец Харалампий, что за эту оплошность он несколько ночей терпел наказание от Бога, после чего вернулся в прежнее состояние.

* * *

Старец по какой-то причине не научил с самого начала отца Харалампия связывать Иисусову молитву с дыханием, как он обычно учил других. Он велел ему на бдении просто тянуть четки. Спустя семь или восемь лет Старец как-то сказал ему:

— Отныне и впредь твори умную молитву со вдохом и выдохом. Говори «Господи Иисусе Христе» на вдохе и «помилуй мя» — на выдохе. Когда ты это скажешь несколько раз, то словно нож почувствуешь в своем сердце. Смотри, не пугайся. Сердцу будет больно, оно будет колотиться, кричать. Пусть тебе кажется, что сердце твое разорвалось. Это так протестует диавол. Ты продолжай — и эта боль пройдет. Все это будет длиться минуты две, максимум четверть часа. Когда прекратится боль, сразу сосредоточь ум в сердце.

— Буди благословенно.

О том, что происходило дальше, отец Харалампий рассказал так: «Вечером я начал совершать молитву, как мне сказал Старец. Начал я с молитвы своими словами, а затем, вместо того чтобы взять четки, присел и принялся за умную молитву, сердечную молитву, со вдохом и выдохом. Не успел я произнести ее и пяти раз, как вот и нож, о котором говорил Старец, — сильная боль. Я вспотел, но продолжил молитву со вдохом и выдохом. Боль продолжалась приблизительно четверть часа и затем прошла, уйдя вниз. Раскрылись мои легкие, мне захотелось вдохнуть в себя весь воздух, я дышал и не мог насытиться. Это состояние продолжалось около двух часов.

Когда эта сильная боль ушла из сердца, я сразу почувствовал мир, тишину и большую сладость. Пришло неизреченное блаженство. В таком состоянии душа как бы жаждет говорить Иисусову молитву. Это состояние, как я сказал, продолжалось около двух часов. Старец особо подчеркнул, чтобы после прекращения боли я сосредоточил ум в сердце и говорил: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя!“ „И тогда ты почувствуешь, увидишь, что будет“ — прибавил он. И правда, у меня никогда раньше не было такой чистой молитвы. Стоило только сосредоточить ум в сердце. Кроме этого, молитва произносилась очень быстро, так что за полчаса я тянул двенадцать четок-трехсотниц. [163]

Так я продолжал молиться около двух лет. Творя сердечную молитву со вдохом и выдохом, я пережил много благодатных изменений. Одним из них было неизреченное блаженство от соединения ума с сердцем. Ум тогда вмещал в себя все вещи. Я чувствовал, что Бог сотворил все ради человека. И когда я вспомнил, что Он и Себя принес в жертву и что мы не имеем ничего своего, я не смог удержаться, упал ниц и плакал. Он отдал Себя в жертву ради нас, чтобы соединить нас с Собой. Мы же ничего хорошего своего не имеем.

В другой раз я ощутил присутствие Божие рядом с собой, хотя и не видел Его. Тогда я почувствовал нечто неописуемое: некое рачение неизреченное, некую любовь. Как мать, потерявшая свое дитя и затем нашедшая его. Ты не можешь удержаться, падаешь ниц. Если бы это продолжалось больше одной-двух минут, я бы умер. Это невозможно вынести. Я умер бы от большой любви, горящей внутри, от сладости, блаженства, от большого рачения ко Христу. Падаешь ниц и ничего иного не говоришь, кроме „спаси мя!“ Ибо умрешь, если это продлится еще немного. Продлись это три минуты — и человек отдаст Богу душу от большого рачения ко Христу, от большой любви.

Когда это отступило, около трех часов говорилась Иисусова молитва и изобильно текли сладкие слезы. Впоследствии, при воспоминании об этом благодатном состоянии, когда я почувствовал вблизи себя присутствие Божие, много раз приходили сладкие слезы и непрестанная молитва.

Когда мы жили со Старцем Иосифом, а также в первые годы после его преставления, мы совершали молитву многие часы и Бог нам давал обильную благодать, по молитвам Старца. Я совершал молитву шесть-восемь, а иногда и десять часов стоя. Порой ко мне подступала сильная усталость и я чувствовал себя плохо. Временами приходило нерадение. Тогда я говорил себе: „Ты не болен, ты накормлен, напоен. Так подвизайся теперь! Умри здесь, на молитве“. Я не отступал. И спустя какое-то время приходило такое утешение, такой мир и блаженство, что, казалось, я не касаюсь земли. И так длилось часа четыре, и эти часы были как десять минут. Бог мне давал много благодати».

* * *