Моя жизнь среди индейцев

— тропы к реке Белли. Это кварц с красными крапинами — красный цвет магический или священный цвет — валун в несколько тонн весом. Он лежит на очень крутом песчаном склоне, открытом юго-западным ветрам. Ветер, постепенно перемещая песок, подрывает камень, и он мало-помалу оседает, сдвигаясь все ниже по склону холма. Хотя черноногие хорошо понимают причину этого движения, камень этот для них — священный предмет. Проходя мимо, они останавливаются и кладут на него браслет, ожерелье несколько бусин или какое-нибудь другое приношение и просят камень быть к ним милостивым, хранить их от всякого зла и даровать им долголетие и счастье. В последний раз когда я проходил мимо камня, на нем и вокруг него лежало не меньше бушеля разных мелких приношений, они вероятно, лежат и по сей день, если только их не прибрали белые поселенцы.

Через много лет после, того дня, когда я в последний раз проезжал мимо этого камня, мы с Нэтаки пересекали долину Ту-Медисин в поезде новой железной дороги. Мы сидели в застекленной площадке заднего спального вагона, откуда хорошо была видна вся долина. О, какой унылый, пустынный вид! Не было уже сочной травы, даже полыни, которая когда-то густо росла на равнине и на склонах холмов, было великолепных старых тополей, зарослей ивы и ДР вишни, окаймлявших реку. Нэтаки молча стиснула мне руку и я видел слезы на ее глазах. Я ничего не говорил, ни о чем не спрашивал. Я понимал, о чем она думает, и сам чуть не заплакал.

Какая ужасная перемена!

Нет уже наших друзей, исчезли стада диких животных. Даже облик местности изменился. Удивительно ли, что мы испытывали грусть?

Глава ХIII Женщина из племени Снейк

На нижнем конце долины напротив Медисин-Рок рукав реки Марайас (Драй-Форк) соединяется с руслом основного течения. Весной рукав превращается в бурный грязный поток, но большую часть года это мелкая, а иногда и вовсе пересыхающая речка; вода в ее русле сохраняется лишь по глубоким ямам или там, где устраивают подпор прилежные бобры. Почему, почему я упорно пишу в настоящем времени? Как будто и сейчас там живут бобры! Но я не буду переделывать написанной строки.

На следующий день, после того как мы разбили лагерь у этой реки, предполагалась охота на бизонов в прерии за Медисин-Роком, где было обнаружено огромное стадо. Но Хорьковый Хвост и я предпочли отправиться на разведку вверх по рукаву Драй-Форк. В наших палатках лежало немало кожаных сумок с сушеным мясом; летние же шкуры бизонов нам были не нужны, и, конечно, мы могли в любое время, в любом месте добыть сколько угодно свежего мяса. Мы пересекли реку и проехали через речную долину, затем направились по широкой, глубокой, протоптанной дикими животными тропе, шедшей вверх по довольно узкой пойме рукава Драй-Форк; мы ехали, переправляясь то на ту, то на эту сторону. Мы миновали много бобровых плотин и видели несколько бобров, плававших в своих прудах. Тут и там по берегу узкими полосами тянулись заросли ивы; иногда из них выбегал в сторону холмов белохвостый олень, вспугнутый нашим приближением. Встречались отдельные тополи, искалеченные, часто засохшие, со стволами, гладко отполированными бизонами, которые о них чесались. Попадалось множество гремучих змей: мы поминутно вздрагивали от раздававшегося рядом с тропой внезапного звука, которым она предупреждала о себе. Всех увиденных змей мы убивали, если не считать одной или двух, успевших уйти в близкие норы.

По мере того как мы поднимались по долине, антилоп становилось все больше. Прерия между рукавом Драй-Форк и ближайшей к югу речкой в лощине Пан-д'орей была одним из их излюбленных пастбищ в этой части страны. Увидев впереди стадо антилоп или бизонов, мы, если можно было, объезжали его, поднимаясь по лощине в прерии; нам не хотелось, чтобы животные в панике разбегались перед нами, давая этим знать, может быть, близкому врагу о нашем присутствии и о том куда мы направляемся.

Мы покинули лагерь не раньше восьми или девяти часов, много позже отъезда охотников на бизонов, и к полудню были уже далеко в верховьях Драй-Форка в двенадцати-четырнадцати милях от лагеря. К западу и востоку тянулся длинный залесенный гребень; зелень прерывалась скалами песчаника. Мы направились к ним вверх по лощине. Доехав до подножия гребня, мы привязали лошадей к колышкам и, взобравшись на гребень, сели, чтобы осмотреть местность. Я взял с собой жареный филей антилопы и, развязав мешочек, разложил еду на плоском камне.

— Возьми себе тоже, — сказал я.

Хорьковый Хвост отрицательно покачал головой.

— Что ты? — спросил я, — не хочешь есть? Возьми себе половину. Я брал и на тебя.