Моя жизнь в дороге. Мемуары великой феминистки

Теперь-то я знаю, что сами эти кинотеатры и кинофильмы были лишь голливудской фантазией времен Великой депрессии, когда большинство людей не могло себе позволить других развлечений. Я думаю об этом, когда вижу пассажиров метро, с упоением читающих книги Стивена Кинга о тайнах и загадках, которые его мать, вынужденная работать официанткой, назвала «дешевым и приятным отпуском» и которые он до сих пор посвящает ей. Я думаю об этом, когда вижу детей, с головой ушедших в виртуальные образы, задействовав все свои пять чувств; или когда прохожу мимо дома, на крыше которого стоит спутниковая тарелка величиной почти с эту самую крышу, словно для его жителей нет ничего важнее, чем возможность убежать от реальности. Брюс Чатвин в своих путевых заметках писал, что воспоминание о кочевническом прошлом до сих пор живы в нашей памяти и тяга к нему проявляется в «потребности отвлечься, в стремлении к новизне»[12].

Во многих языках даже само слово «человек» синонимично слову «кочевник».

И «прогресс» в буквальном смысле означает «движение вперед», а еще – «сезонные перемещения». Быть может, наша потребность с головой уйти в виртуальный мир – всего лишь нереализованное желание странствовать?

Самое яркое впечатление из детских путешествий – это первое дуновение соленого ветерка на подъезде к морю. На калифорнийском шоссе, завидев Тихий океан, или на приподнятой автотрассе Флориды, прорезавшей Мексиканский залив, словно Моисей, раздвинувший воды Красного моря, мы вылезали из тесной машины, потягиваясь и вдыхая полной грудью морской воздух, будто бы рождаясь заново. Герман Мелвилл когда-то сказал, что все дороги ведут к морю, что именно оно – источник всего живого на земле. В этой фразе заключена некая обреченность – но не радость.

Много лет спустя я посмотрела фильм о парижской проститутке, которая копила деньги, чтобы свозить свою маленькую дочку на море. Когда их поезд, полный рабочих, огибает утес, их взору внезапно открываются сверкающие бескрайние воды, и все пассажиры начинают смеяться, открывают окна, бросают туда сигареты, монеты, губную помаду – все, что еще секунду назад казалось им важным и нужным.

Именно такую радость я ощущала в детстве. И сейчас – когда дорога преподносит мне свой величайший дар, момент единения со всем, что меня окружает, – я испытываю похожие чувства.

Но было и то, в чем мне было труднее признаться самой себе: во время этих детских странствий я скучала по дому. Это было не какое-то конкретное место, но некий абстрактный уютный домик с обычными родителями, школой, куда можно было ходить, и друзьями, жившими по соседству. Мои мечты подозрительно напоминали жизнь, что я видела в кино, но тоска по всему этому была сродни непреходящей лихорадке. Мне и в голову не приходило, что дети, которые жили в таких уютных домиках и ходили в обычную школу, могли мне завидовать.

Когда мне было лет десять, родители развелись.

Сестра была совершенно разбита, но лично я не понимала, как двух таких разных людей вообще угораздило пожениться.

Мать часто собственными тревогами доводила себя до депрессии, а отец то и дело норовил заложить дом или каким-то иным образом влезть в долги, ни слова ей не говоря, что совсем не спасало ситуацию. Из-за ограничений на расход горючего «Океанский пирс» пришлось закрыть, и отец почти все свое время проводил в дороге, покупая и продавая драгоценности и мелкий антиквариат, чтобы хоть как-то заработать на жизнь. Он чувствовал, что больше не в состоянии справляться с матерью, которая все чаще теряла связь с реальностью. Она же хотела жить рядом с сестрой, которая оканчивала колледж в Массачусетсе. К тому времени и я подросла и уже могла поехать вместе с ней.

Мы сняли дом в маленьком городке и большую часть школьного года проводили там. Для меня это был самый «стандартный» период жизни. Когда сестра окончила школу и устроилась на свою первую работу, мы с матерью переехали в Восточное Толидо, в старый фермерский дом, где когда-то жила ее семья. Как это всегда бывает с объектами низшего звена, эту часть города назвали прилагательным, тогда как все остальные отхватили себе существительные. Некогда сельскую местность застроили домиками, где жили заводские рабочие. Они окружали наш едва пригодный для жилья дом с трех сторон, тротуар перед входной дверью упирался в шоссе, а мимо окон то и дело проносились рокочущие грузовики. Оказавшись в этих руинах времен своего детства, моя мать все чаще стала замыкаться в своем незримом и несчастном мире.