Он решительно схватил меня за руку и вышел в коридор.
– Давай начнем с первого этажа, так будет удобней.
Я молча следовала за ним. Я периодически путалась в поместье, и не сразу находила нужную дверь, хотя и пользовалась всего несколькими комнатами.
Дом был большим, и на самом деле, мне было интересно, что находится в тех его частях, где я еще не бывала.
Мы спустились по лестнице и оказались в холле. Эмметт махнул рукой на дверь справа.
– Там находится еще одна наша гостиная. В ней нет камина, поэтому мы называем ее холодной.
Интерьер этой комнаты сильно напоминал спальню среднего брата. Вся мягкая мебель и обои были фиолетовыми. В центре стоял белый прямоугольный столик, вокруг которого кучно стояли несколько диванчиков и кресел. На деревянном полу бледным пятном распластался белый ковер.
– Красивая комната, – сказала я, осматриваясь.
– Мне она тоже нравится. Я часто здесь бываю. Это если вдруг надумаешь меня искать, – он улыбнулся, – идем дальше.
Мы вернулись в холл, и он повел меня в противоположную дверь. За ней оказалась большая библиотека.
Обоев совершенно не было видно, вместо них стены были уставлены от пола до потолка книжными полками. Единственное свободное место в стене занимал камин. В центре комнаты стоял диван, несколько мягких стульев и стол.
– Здесь, наверное, много интересных книг, – сказала я, восхищенно осматриваясь.
– О, да, – Эмметт улыбнулся, – можешь приходить сюда и читать, если хочешь. Вообще можешь пользоваться любыми комнатами. Пока ты здесь, это и твой дом тоже.
– Спасибо, – сказала я, удивленная его добротой. Он посмотрел на меня снисходительно, и вышел из комнаты.
Мы прошли в коридор и двинулись вдоль него.
– Здесь ты уже знаешь кое-что. Кухня, – он кивнул вправо, – Слева комнаты прислуги. Не думаю, что тебе когда-нибудь понадобится туда заходить.
Мы прошли мимо еще одной закрытой двери, в которой, как объяснил Эмметт, прислуга питается и проводит свое свободное время.
Меня снова посетила мысль, что только меня ставили наравне с остальными членами семьи, но я не решалась задавать вопросы.
Следующая дверь справа вела в столовую. Напротив нее была еще одна гостиная.
– Мы называем ее малая гостиная, и почти не пользуемся ей, – Эмметт приоткрыл дверь, и я заглянула внутрь.
Комната была уютной, выдержанной в спокойных коричнево-зеленых тонах. Деревянные резные панели вместо обоев, диван, пара кресел и столик в центре. Из стены темной дырой зиял камин.
Мы вернулись в коридор. От обилия комнат у меня начинала кружиться голова. Я повернулась в дальний конец коридора и кивнула на оставшиеся несколько дверей.
– А что там?
– Там две небольшие комнаты, вроде этой. Мы ими не пользуемся, поэтому они закрыты. А средняя дверь ведет в подвал. Хочешь, спустимся?
– Нет, – я поежилась.
– И правильно. Там сыро и страшно. В детстве меня запирали в нем несколько раз за непослушание. И, кстати, там водятся крысы.
– Пожалуйста, хватит, – я опасливо покосилась на дверь.
Эмметт засмеялся.
– Ладно, идем на второй этаж.
Поднявшись по лестнице, мы вышли в коридор. Слева находилась моя спальня, следом за ней комната отдыха, в которой Марцелл выдал мне лекарство.
Эмметт шагнул к двери напротив моей спальни.
– Здесь комната, где мы иногда проводим свой досуг.
Я зашла. Помещение было светлым и небольшим. Здесь тоже стояли книжные полки, но не в таком количестве, как в библиотеке. В центре комнаты располагался рояль.
– Кто-то из вас умеет на нем играть? – поинтересовалась я.
– Матушка, – Эмметт чуть нахмурился, – но теперь ты уже этого не услышишь.
Я снова окинула взглядом рояль. Удивительно было представить эту женщину сидящей и перебирающей клавиши этого инструмента.
– А что с ней случилось? – осторожно спросила я, – почему она не говорит? И почти не ходит?
Эмметт уставился на меня с искренним недоумением. Он молчал так долго, что я начала думать, что сказала какую-то глупость.
– У нее деменция. Слышала о таком заболевании?
– Нет, – растерянно сказала я.
– Старческое слабоумие. Развивается постепенно. Она не сразу стала такой. Думаю, у нее уже тяжелая степень, – Эмметт грустно посмотрел на рояль, – она почти не узнает никого из нас, и мало что понимает. У нее еще было сопутствующее психическое расстройство. Думаю, в этом отчасти стал виноват наш отец. Видишь ли, он… был своеобразным человеком. Он был настоящим Отелло, всячески изводил ее ревностью. Совсем помешался, подозревая ее в изменах, – Эмметт перевел взгляд на меня. Его ледяные глаза оставались совершенно спокойными, пока он говорил, – Но себя он изводил сильнее, чем ее. Он умер от инфаркта. Десять лет назад. У матушки тогда уже было плохо с головой. Она была агрессивна временами. И дальше становилось только хуже. Пока не получилось то, что ты видишь. Напрасно ты пытаешься что-то изменить, это уже невозможно. Мы много раз пытались ей помочь, пока просто не смирились с ее состоянием.
– Мне не показалось, что она ничего не понимает, – растерянно сказала я, – скорее, напротив. Такое ощущение, что она заложник своего тела и болезни. Но ум ее ясен.