Моих стихов чернеющая гладь…

Обед вчерашний, что ли, мне негож?
Ешь просто чёрт-те что, и вот – икота,
Грибки с ботвиньей разве обойдёшь?
Ведь лучшая закуска, съесть охота!

А что вчера есть в «Северной пчеле»?

У этой засидевшейся девицы
Крахманов, ученик мой, в похвале,
Получит он ведь новые петлицы,
А был бы без меня – ну ноль в нуле.

Что это? Неужели Бурдюков?

Он самый! Павел Петрович был почтён.
И этот взяточник из блудников
Два раза под судом был! Ну, свет чудён!

И подлеца весь почитает свет,

И что ему до тех двадцати тысяч?
Досадно ведь – моих… Навёл навет,
Собака он на сене – взять бы высечь.

Так знай же, не останусь я в долгу,

Знай, Бухтелев тебе отплатит скоро,
Прикидываешься и весь в шелку,
Ты будешь вскоре белого колора.

Вот, заглянул в газету, и – тоска.

Андрей, возьми-ка эту прочь газету,
Прочтёшь такое – и болит башка,
Упрятал бы в Камчатку скверну эту,
Да случая все нет на Бурдюка.

Лакей ему: “Приехал Бурдюков”.

– Неужто сам пожаловать изволил?
– Похож, кажися, барин из братов.
– Лицо другое вижу, соизволил.

– Да вот, извольте сами видеть, он.

– Все врёшь, дурак, проси его сюда.
– Прощения прошу и бью поклон,
Заступничества у вас ищу, беда.

Пролётов в сторону: “Это другой,

Однако есть в нём какое-то и сходство!”
– В чём вам полезным могу быть, друг мой?
– Да дело в тяжбе с родным братом, скотство.

– Фамилию позвольте мне узнать.

– Я брат родной его – я младший Бурдюков,
Я Христофор Петрович, прошу знать.
Что зенки в меня впёр? Чем не таков,

Пролётов, Господи, благослови,

Позвольте с вами мне познакомиться,
Родные братья мы есть по крови,
Смотрю вот чтобы не оскоромиться.

– Умнее вы не могли придумать!

А где ж великодушье, справедливость?
Родной брат не пощадил, подумать,
И что взыграло в сердце сиротливость?

И на родного брата вдруг процесс,

Позвольте ж, почтеннейший, мне вас обнять,
Родной кровинушке устроить стресс!
– Спасибо – за уменье беды понять!

А прежде я, взглянувши, признаюсь,

Не мог понять, какой вы человек,
Теперь вам в комплиментах изольюсь,
Поможете мне вижу – прожить мой век!

А вы в претензии не будете,

Обидитесь – меня засудите.
Наш заседатель с челюстью бараньей,
А подбородок с шерстью павианьей.

А ваша мама, когда рожала,

Была не перепугана, однако?
Ей что-то рожать не помешало?
Ваш подбородок словно от макаки.

Может, оставим заседателя

Или карабинера в вашем полку,
Или другого злопыхателя,
Вернёмся, может, к братишке-блуднику?

Имел я тетушку помещицу,

Наследники мы оба, ясно, с братом.
Мне это точно не мерещится.
Мой братец к ней и подъехал в аккурат.

Она уж тётка в летах преклонных.

“Вы, тётушка, пожили слава богу”,
И с ней весь и так, и сяк в поклонах:
“Вам тяжко в доме, дайте мне эту изжогу”.

Я буду вас кормить, приберегать,

И въехал в дом хозяином – живет там.
Вот так умеет он в жизни завлекать,
Не долго было… Занемогла мадам.

Я прибыл, и брат меня встречает.

“Занемогает тётушка чего-то”. —
“Что, умерла уже? – “Нет”, – отвечает.
“Быть может, сделал ей какую шкоду?”

Ей говорю: “Тётушка, мы смертны,

Вы можете сделать распоряжение?” —
Бормочет невнятное предсмертно,
Уверен: сделал он ей внушение.

И тетка сим звуком изъясняет –

Подписана бумагу о наследье.
Плохие мысли мне нагоняет
Эти невнятные “э… э… э…” междометья.

Забыл сказать – у ее мужа дочь,

Он был не очень богатый генерал,
И правду в ступе нечего толочь,
Я на наследников её взирал.

Досталось мне какое-то тряпье,

Штаметовые юбки… Манекену.
И ни копейки мне на прожитьё.
Ему на голову я их надену.

Кто подписал? свидетели и что?..

“Покойница подписалася сама?
О чем же беспокоитесь, по что,
Уж имя[37] могла бы написать, фу… Тьма.

Мудрец твой братец Павел Бурдюков,

Я бы так не сообразил, однако
Твой брат случайно не из бурсаков?
Меня он сделал нищим – вот собака!

А намеренья ваши каковы?” –

“Я переделать завещание хочу,
Ведь подпись точно ложная вдовы,
Ведь “обмокни”, не имя – изобличу…” –

“Позвольте мне за все за это взяться,

А вы мне копию завещания,
Дозвольте же уж мне теперь смотаться,
Теперь начнутся мои дерзания”.

– “Несказанно за все обязан вам!” —

Хватает шапку и шагает к двери.
Ему я сделаю сам… Кружева
На белый свет выведу лжепескаря!

Андрей, Бумагу писарю отдай

Наиважнейше – да чтоб срочно это.
Да, лишнего, ты понял? – Не болтай.
Он скоро будет у меня в памфлетах.

Вот неожиданный клад от ангелка!

На нашу улицу пришло веселье!
Всю жизнь не отдохнут его бока,
Вор, взяточник прижился у мамзели!