Моё большое маленькое Я

— Ну да, у меня в двадцать восемь лет кризис тридцатилетия и женский кризис на мужской манер… Я что, результат генного эксперимента? Все верно, мы должны сделать то, о чем ты говорил, но не с этого надо начинать, нельзя сначала надеть ботинки, а потом носки. Я не против этой идеи, но всему свое время и свое место. Посмотри, например, на Маурицио. В двадцать семь лет он ушел от родителей и женился на Лауре. А разве тебе, черт возьми, не хочется перед этим повидать мир? Хочешь провести всю жизнь на одном квадратном километре? Разве это не печально? Он ушел из одного дома и сразу же обжился в другом, как больной, которого переводят из палаты в палату. К тому же он женился на девице, которая успела покрутить с каждым из нас. Наши женщины как шарики в пинболе: вначале с одним, потом с другим, и прежде чем выйти замуж и закатиться в лузу, они успевают обстучать все борта. Я не против своего домика, кофеварочки, конторки, женушки…

— Ну уж нет, раз ты говоришь «домик», «конторка», «женушка», значит, ты все-таки против, ведь, употребляя уменьшительные суффиксы, ты насмехаешься над этими понятиями. В любом случае, зачем Маурицио надо отправляться в кругосветное путешествие, если он встретил свою невесту рядом с домом? Пожалуй, ты так говоришь, потому что пока еще не нашел женщину своей мечты.

— Хорошо, если ты на самом деле так считаешь, если ты говоришь то, что думаешь, то я тут же перестану разговаривать с тобой об этих вещах, тогда нам лучше просто болтать о сексе. Я ведь говорил тебе о том, что в жизни есть вещи более серьезные.

— Послушай, Федерико, самое серьезное, что я могу сейчас сделать, это встать и уйти домой.

— Ну, тогда постарайся понять, о чем я тебе говорю. Когда я представляю себе свое будущее, я вижу уже вполне определенную картину… Я хочу держать в руках нити управления своей жизнью. Я не желаю превращаться в водителя трамвая. Я выйду там, где захочу, я пойму, к чему я стремлюсь, в чем мое предназначение. Быть может, я открою для себя, что мне действительно предначертано продавать дома. Но при этом именно я буду вести свою игру с обществом. Это совсем не то, что сидеть за игровой приставкой. Я не хочу превращаться в одного из тупых великовозрастных младенцев, которые забавляются «стрелялками» и чувствуют себя героями, но бледнеют от страха, стоит только подруге сказать, что у нее уже на три дня задерживаются месячные, или даже пытаются смыться.

— Федерико, честно говоря, не знаю, что тебе ответить. Мы пришли сюда попить пива, а ты заводишь разговоры, которые мы уже вели в прошлом, только вкладывали в них другой смысл. Как прикажешь понимать, что теперь это будет игра? Да приди же ты в себя наконец! И что я, по-твоему, должен делать? Сидеть молча в гараже и ждать, когда ко мне снизойдет некий голос и скажет, что я должен стать космонавтом, колбасником или художником? В конце концов, я просто стараюсь жить так, чтобы чувствовать себя комфортно, — что еще, кроме этого, я должен делать?

— Я тебе это говорил не для того, чтобы ты принимал какое-то решение. Я тебе просто объясняю, что не собираюсь больше тратить свое время на выпивку в барах, если до этого я не успел сделать ничего важного для себя лично. Завтра я начинаю работу над самим собой… Мне лишь хотелось узнать, будешь ли ты моим попутчиком в этих поисках, — добавил Федерико. — Только и всего. Вот что мне было нужно.

— Только и всего, черт возьми! Ты выплеснул на меня целый океан идей. У меня сейчас голова пойдет кругом. Давай выйдем погуляем?

Мы снова вышли из дому и здорово выпили. Я меньше, чем он.

Федерико сказал, что решил надраться, потому что на следующий день после попойки у него начнется новая жизнь.

В тот вечер, когда я вернулся домой, мысли мои сильно путались.

В течение последующих дней мы не возвращались больше к этим разговорам. Наша жизнь катилась тихо и мирно, как и раньше, если не считать того, что Федерико почти перестал выходить на улицу. Большинство вечеров мы проводили дома, чаще всего у него. Однажды вечером мы должны были встретиться в девять часов у меня на квартире, но в начале одиннадцатого Федерико еще не пришел. Я позвонил ему, но он не ответил. Странно, что он не предупредил меня. Будь это обычный вечер, я не стал бы беспокоиться, но это была среда, и игроки в настольный футбол уже собирались в зале. Если в среду он опаздывает, то обязательно дает мне знать.

На мгновение я вижу себя восьмилетним: я стою перед школой и жду маму, а она все не идет. Я начал волноваться.

Ладно, землетрясение отпадает — тогда какая из четырех оставшихся причин помешала ему прийти? Он напился? Договорился встретиться с клиенткой, чтобы показать ей квартиру, а после осмотра они занялись сексом на полу в пустом доме?

Раньше с ним такое случалось.