Моё "долго и счастливо"

— Дверь потом не перепутай, — усмехнулся кот, снова присасываясь к вину. — Или башню.

Я промолчала. Сил не было даже воспитывать это чудо бесовского контракта.

Зима не лучшее время для прогулок. Зато морозный воздух прекрасно отрезвляет. А ещё он не свербит в носу курильницами с пряным сеном, которое тут так любят, и не воняет конским и человеческим потом — не редкость в этом мире, к сожалению.

Я забрела в сад — он был как раз у “женской” башни, я так и так к нему вышла бы. Замерла под заснеженным деревом, запрокинув голову и вдыхая полной грудью. Плевать, если меня потом свалит бронхит. Мне сейчас на всё плевать.

Не сразу, чуть погодя я различила в относительной тишине ночи (пьяные крики из донжона, бормотанье слуг, перекличка часовых, отдалённые шаги — и всё в этом духе; очень “тихая” ночь) голос флейты.

Эдвард, тоже не обращая внимания на холод, играл, взобравшись на широкие перила беседки и запахнувшись в меховой плащ. Я замерла в двух шагах от беседки, глядя на него, впитывая в себя его — он безумно красиво смотрелся на фоне серебристо-синей лунной ночи. Музыка, его силуэт, мерцающий алмазами снег, — всё казалось таким гармоничным, таким правильным, что я на мгновение забыла, почему я здесь — наверное, и о себе тоже забыла. Опомнилась только, когда музыка вдруг прекратилась, а вместо неё раздалось:

— Леди Аделина?

А. Да. Это я.

Я изобразила подобие реверансе, чудом не запутавшись в подоле и не ухнув в сугроб.

— Простите, Ваше Высочество, я не хотела вам мешать.

Эд устало смотрел на меня и молчал. Я секунду размышляла, не стоит ли и впрямь развернуться и уйти, уже даже поворачиваться начала, но передумала.

— Ваша музыка, — робко пробормотала я, — вы не… продолжите? Играть.

Эд отвёл взгляд и покачал головой.

— Простите, леди. Руки замёрзли, — и убрал флейту куда-то в плащ.

— Тогда вам лучше вернуться в общий зал. Или в ваши покои, — отозвалась я. — Там наверняка тепло.

Эд легко соскочил с перил на землю и остановился передо мной.

— Сперва я провожу вас, миледи. Здесь действительно холодно и не след вам стоять одной, ночью, на морозе.

Я вытаращилась на него. Да, леди, особенно высокого происхождения, гуляют стаями, и уж точно не по ночам, но… Тебя, блин, не спросила!

Фраза “хочу и стою, не твоё дело” путём жутких умственных усилий преобразовалась в:

— Благодарю, Ваше Высочество, но я хотела бы остаться. События этого дня великим грузом легли на сердце, и я никак не могу забыть, этих… о, — я жалобно всхлипнула, но Эд и бровью не повёл. Впрочем, я и так знала, что на него этот фарс не подействует, — поэтому мне показалась, что недолгая прогулка на открытом воздухе пойдёт мне на пользу. И молитва в уединённом, спокойном месте… — на этом моё воображение угасло, и я сконфуженно замолчала.

— Что ж, тогда — спокойной ночи, миледи, — с лёгким поклоном отозвался принц и пошёл мимо меня по дорожке, кажется, к донжону.

Я смотрела, как он уходит и неожиданно выпалила:

— Простите, Ваше Высочество.

Он обернулся, недоумённо взглянул на меня.

— Леди?

— За тот… разговор у камина. Уверена, граф Роберт не знал, не видел, что вы… — я мямлила, прекрасно понимая, что горожу бред, но мне очень хотелось показать, что я рядом, я его понимаю. Он не один.

Эдвард сделал несколько шагов мне навстречу и неожиданно произнёс:

— У вас интересный акцент, леди Аделина. Даже для северянки.

Я запнулась. А Эд, с нездоровым вниманием вглядываясь мне в лицо, добавил:

— Граф был прав, когда рассказывал вам про эту ведьму. Я лично прослежу, чтобы она мучилась хотя бы в пыточной — так же долго, как терзала меня, — и наконец-то глядя мне в глаза, ледяным голосом добавил. — Никто не смеет обращаться с принцем Фрэсны подобным образом. Никто.

Я отшатнулась, а Эдвард неожиданно улыбнулся — точно натянул соскользнувшую маску — и сказал со вздохом:

— Я напугал вас, леди? Прошу прощения. Пойдёмте, вам пора возвращаться. Вы бледны, как смерть.

Я отступила, всё-таки поскользнулась и вскрикнула, когда он схватил меня за руку, поддерживая.

— Мне говорили, принц Фрэсны благороден и великодушен даже к врагам, — выдохнула я, вырывая руку. — Как вижу, молва ошиблась. Спокойной ночи, Ваше Высочество.

Он не сделал попытки меня остановить. И не пошёл следом, как я думала.

И только сейчас я начинала понимать, что иметь дело придётся с совершенно незнакомым, возможно даже, враждебно настроенным человеком, который вполне может не захотеть в меня влюбляться.

И впервые же в голову пришло, что я могу так промаячить в поле его зрения оставшиеся месяцы, и он никогда, никогда меня не вспомнит. И добро в моём лице не победит зло в виде клеветы. И справедливость не восторжествует.

Господи, и почему же мне так не везёт со сказками?

***