Моё небо (СИ)

Свобода! Несравненное чувство полёта! Только нам, рождённым высшими, дано это чудо — парить в облаках. И плевать на то, что особые способности накладывают особую ответственность. Все проблемы, беды и обязанности становятся неважными, когда ощущаешь эту невесомость и скорость! Есть только я и небо! Этот воздух, бьющий в лицо, шелест крыльев за спиной и ощущение, что весь мир принадлежит мне!

Бестрее! Ещё быстрее! До ломоты в спине, до бешеного стука сердца! Это мой персональный рай…

— Вставай, шлюшка! — боль удара в живот и пропитый голос разрывают сказочное видение в клочья.

Оплеуха лишает остатков сна-воспоминания, возвращая в реальность. Реальность, которой я бы предпочёл смерть, но даже этой возможности я лишён. Невыносимо осознавать, что несколько мгновений назад я был гордым представителем своего народа, парил в облаках, а сейчас я всего лишь жалкий бесправный раб. Постельная игрушка больного извращенца, который каждый день уничтожает те крохи моей личности, что ещё остались. Я не знаю, как я ещё не рехнулся окончательно, но каждый день жалею об этом. Будь я безумен, переносить унижения было бы легче, а может, мне бы хватило духа и изобретательности оборвать своё жалкое существование.

— Хозяин желает тебя видеть, — похабно ухмыльнувшись, произносит конвоир. — Не знаю, чем ты так зацепил его, что он не даёт пользоваться тобой другим, но рано или поздно ты ему надоешь и придёт мой черёд.

От липкого плотоядного взгляда ублюдка мутит. Сказал бы я, куда он может засунуть свои тошнотворные желания, но проклятая магия сковала по рукам и ногам, лишая даже голоса. А этой сволочи только того и надо. Подойдя вплотную, обдавая моё лицо отвратительным смрадным дыханием, это ничтожество сбивчиво зашептало:

— И когда господин наконец отдаст тебя мне, мы с тобой развлечёмся. Поверь, красавчик, я намного темпераментнее и выносливее Мараса. Тебе понравится, так что жди. И да, я не такой идиот, чтобы верить, что ты не понимаешь языка. Всё ты понимаешь, сладкий…

Боги и Богини! Верните хоть на пять минут мои силы! Чтобы я мог оторвать голову этой озабоченной твари-охраннику и его больному извращенцу-хозяину и уйти достойно за грань! Мог ли я всего какой-то год назад помыслить, что окажусь в таком невообразимо унизительном положении? Что буду лишён второй сущности и перестану принадлежать себе? Ничего почти не осталось от Кайлена эл Эсклиотти, наследника герцогского рода, приближённого самого Императора! Кажется, прошло не так уж много времени, всего около года, и это почти ничто при нашей продолжительности жизни в шесть-семь столетий, но этот ничтожный промежуток времени навсегда разделил мою жизнь на «до» и «после». Даже если бы мне удалось каким-то немыслимым образом вырваться и отомстить, то я просто не представляю, как жить дальше после всего пережитого. Гордость, самоуважение, вера в себя — всё подчистую уничтожено этой трусливой мразью.

Я знаю, вижу страх Мараса в его блестящих от похоти глазёнках. Ни единого раза он не приблизился ко мне, не связав предварительно магическими путами. Даже такого, лишённого любых способностей и половины души, он боится меня. И не зря. Будь у меня хоть малейшая возможность, если бы я мог хотя бы двигаться по собственному усмотрению, я бы перегрыз ему глотку зубами. Никого и никогда я ненавидел так, как эту тварь. Урода, каждодневно оскверняющего моё тело, мразь, лишившую меня всего.

— Можешь идти, Орли, — кивнул Марас сопровождающему меня извращенцу.

Снова эта проклятая мной бесчисленное количество раз комната и маслянно скалящийся моральный урод на кровати.

— Подойди, — командует он, и я рад бы не подчиниться, но чары, не дающие мне и пальцем шевельнуть по своему желанию, вынуждают ноги нести меня навстречу очередной пытке. — Я вернул тебе голос, хочу сегодня слышать тебя. Я заставлю тебя голосить, мой непокорный ашрианец.

«Мы это ещё посмотрим», — отвечаю мысленно, но с губ не срывается ни звука. Марас просто одержим идеей не просто владеть моим телом, а полностью подчинить себе. Завладеть душой, заставить подчиняться ему добровольно. Всё это время, которое я существую в этом кошмаре, этот упырь тщетно пытается заставить меня или заговорить, или закричать во время насилия. И дико злится, когда в ответ на очередную пытку, я лишь брезгливо улыбаюсь или просто смотрю так, словно он прозрачный. Конечно, такая месть ничто по сравнению со всем, что больной ублюдок творит со мной, но даже она греет остатки драной в клочья души.

В очередной раз я издевательски оскалился, взглядом выражая всё, что думаю о нём. А голове только одно — ни за что, ни единого звука. Надо абстрагироваться от происходящего, словно всё это не здесь и не со мной. Повыть от отвращения можно будет позже, в одиночестве, чтобы не радовать зарвавщую мразь.