Моё сердце в тебе бьётся

Потом была еще мышь в сумке. Но мне кажется, зачинщик этой расчудесной шутки не оценил размах мероприятия и по факту визжала не только я, а почти вся женская половина класса.

И только Соболевский сидел за своей партой неподвижно и, поджав недовольно губы, смотрел на то, как я взобралась на подоконник и почти слилась с откосом. Что значит его взгляд я не знала. Быть может недоволен тем, что живет бок о бок с девчонкой, которая разводит тараканов и грызунов. Черт его знает.

На новогодний утренник меня облили синей краской.

На четырнадцатое февраля красной.

В преддверии восьмого марта привязали мои шнурки к стулу. Боже, и как они вообще это провернули? Но да, я упала тогда и больно ударилась, когда резко встала, не почувствовав подвоха. Сбитые колени, локти и шишка на голове.

И вновь смеялись все. Все, кроме Соболевского, который, смотря на меня, переломил карандаш на две части.

А потом все издевательства надо мной отошли на второй план, ведь я снова подслушала сплетниц Риту и Марину, что с пеной у рта обсуждали Соболевского уже где-то в середине апреля.

- Говорят, Соболь от нас сваливает. Они с отцом переезжают и в восьмой класс он пойдет учиться уже в другую школу.

- Да ладно?

- Ага.

- Алка умрет от горя.

- Эх, и не только Алка…

А я была готова умереть от радости! Боже, какие чудесные новости! И надежда моя снова воскресла и расцвела буйным цветом…

Да, да, осталось потерпеть-то всего ничего! И больше никогда я этого гада не увижу.

Никогда!!!

Глава 7 - Никогда не говори “никогда”

POV Алёна

- Вот же напасть, - покусывала я нервно губы, пока рассматривала свое отражение в стареньком, побитом временем зеркале.

А потом полезла в шифоньер, чтобы выудить оттуда новую блузку, купленную мне мамой для следующего учебного года на распродаже. А затем и свитер в придачу. Нацепила на себя тряпки и облегченно выдохнула. Не видно! Отлично! Да и, благо, весна в этом году выдалась холодной и дождливой, есть за чем спрятаться.

Короче, вы еще не знаете, но к концу седьмого класса мое тело вдруг решило, что пора начать меняться. Сначала было не так уж и заметно, но время шло и мои изменения уже было трудно скрывать под школьной формой. Благо учебный год подходил к концу, и я молилась, чтобы никто в классе не заметил мои метаморфозы, ибо новая волна насмешек хлынула бы на меня и сбила с ног — это я знала как дважды два. Моим одноклассникам-упырям только повод дай – загрызут, весело повизгивая.

Но пронесло.

А потом и последний звонок отгремел, а меня отправили на целое лето к бабушке в деревню. Там-то и понеслось.

- Ну куда же ты растешь, окаянная? – ругала я ни в чем не повинную грудь, - Остановись! Хватит! Не надо!!!

Но грудь меня не слушала, только делала свое дело молча и упорно.

- Предательница! – сокрушалась я, натягивая на нее первое в своей жизни специальное белье, что купила мне бабушка.

- Ты чего там бормочешь, внученька!

- Да вот, говорю этой бессовестной, чтобы расти перестала, но она меня не слушает, - горестно жаловалась я родному человеку, но та только смеялась и журила меня за детскую непосредственность.

- Такая ты умненькая у меня, Лелька, но такая еще глупышка…

Глупышка? Ну и пускай! Мне бы лучше быть неприметной Доской, чем вот с этим добром оказаться у всех на виду первого сентября. Хотя, если Соболевского не будет, то может и пронесет? На то и была вся надежда!

Хотя, уж больно очевидная к концу лета стала моя трансформация. Я округлилась во всех неприличных, по моему мнению местах. Талия теперь казалась слишком узкой, на фоне всего остального безобразия. И выход я видела только один – скрывать все это дело и как можно дольше.

Когда я вернулась из деревни в город, то почти с порога заявила матери, что мне нужны новые вещи и желательно побалохонистее.

- Это еще зачем? – спросила мать.

- Надо, - смущаясь, уклончиво ответила я. Это с бабушкой я могла обсудить все на свете, а вот от мамы понимания даже не пыталась найти. Мы обе были будто с разных планет.

- Ну, если надо, то иди заработай, а потом и покупай себе все, что хочешь. А я тебе уже набрала шмотья, вон в комнате лежит. Тоже мне тут фифа нашлась, новое ей все подавай. Надо ей.

- Но, мам, ты не понимаешь! - уж было хотела я выложить ей все свои горести как на духу.

- И понимать не собираюсь, - махнула она на меня рукой и потопала дальше смотреть с отцом какую-то вечернюю передачу по телевизору.

Вот и поговорили. А я так и осталась ни с чем. Один на один со своими горестями. А те, с кем я могла поделиться, учились совсем в другой школе. Но с Соней, Настей и Аней мы все-таки встретились за неделю до учебного года. Сели, как в былые времена, на ракету, взяли в руки по стаканчику мороженого и принялись рассказывать кто как провел лето. Но прежде, девчонки почти синхронно присвистнули, когда впервые увидели меня после каникул.

- Ничоси, Лёлька! Какие у тебя буфера наросли, - со знанием дела хмыкнула Настя.

- Ага, у Соболевского глаз нервно задергается, когда он это увидит, - согласно кивнула ей Аня.