Моё сердце в тебе бьётся

Поступать в Москву я ездила втихушку от родителей. Будто бы к бабуле в гости, а сама в столицу. Деньги на билет тоже она мне дала и плакала, когда садила меня на поезд, все причитая, чтобы все у меня получилось. Мама же категорически не желала меня отпускать от своей юбки, а потом и вообще песню завела, чтобы я на вечернее поступала или вообще на заочное отделение, потому как семье помощь финансовая нужна гораздо больше, чем мне образование.

Я тогда ушам своим не поверила, когда услышала от нее подобное. А она все твердила, как заведенная:

- Я с Наташкой Пантелеевой уже договорилась, считай. Она тебе место кассира в нашем супермаркете согласует. И зарплата там отличная, и просрочку домой какую-никакую таскать будешь. Деньги нам нужны, Алёнка! Деньги! Ты слышишь меня?

- Слышу, мам, – кивала я, а сама смотрела в окно, упорно видя для себя совсем другую судьбу.

И я прекрасно понимала, что если сейчас пойду у матери на поводу, то потону в той же трясине, в которой захлебнулась и она. Сникла я, конечно, а потом решила выложить все свои горести той единственной, кто еще понимал меня в этом мире. И бабушка помогла, а потом и пообещала, что обязательно будет меня поддерживать и дальше.

- Ты только сдюжь, внученька, поступи и учись, а там уж мы справимся. А дочку мою непутевую не слушай, она совсем там помешалась со своим Андрюшей болезным. Какой тебе работать? Эх…

И я сдюжила. Уже девятого августа я увидела себя в приказе на зачисление в вуз моей мечты. А потом мне и комнату в общежитии дали, чему я радовалась как ребенок конфете от Деда Мороза. Оставалось только в семье объявить о своем решении уехать.

Но страшно было, словами не передать. Все ходила и руки заламывала, губы нервно кусала, не зная, как подступиться к родителям с разговорами. А потом наступило тринадцатое августа, и мать оставила меня присмотреть за отцом, пока сама сходит на почту, что-то получить, отправить. Папа уже совсем стал плох, почти все время лежал, изредка садился, только чтобы поесть и очень похудел за последний год. Растянутая, желто-серая кожа теперь свисала ошметками вдоль его тела. На голове почти не осталось волос и вообще он мало походил на, когда-то полного сил и энергии, человека.

- Лёль, – услышала я его тихий голос и тут же зашла к нему в спальню.

- Да, пап?

- Погладишь меня по голове? – на выдохе попросил отец.

- Конечно, – села рядом и повела ладонью по практически лысому черепу.

- Лёль, а ты в какой класс пошла? – спросил он, осоловело хлопая водянистыми глазами и у меня тут же задрожал подбородок.

- Я в институт уже поступила, пап, – хрипло выдавила из себя.

- Институт? О, какая ты у меня уже взрослая. И красивая, вся в маму, – торопливо бормотал отец, прикрыв глаза, – а сейчас ступай. Я все узнал и теперь мне можно отдохнуть.

Спустя пару часов вернулась мама, а потом я услышала ее истошный вопль. Она кричала как безумная и тогда, когда я кинулась к ней и все трясла отца, била его по щекам, гневно требуя того проснуться. Вот только этого не случилось. Папа умер, а через два дня его похоронили. И только после я узнала, что все эти годы, родной человек безуспешно пытался победить рак, да только не смог. Не получилось.

Мать же, очевидно на фоне сильнейшего стресса, впала в какое-то безумие. Просто сидела и смотрела в никуда, все бормоча про себя «и что же теперь делать?» и так раз за разом, одно да потому. Бабуля, видя ее невменяемость, забрала дочь к себе в деревню. А квартиру решили по моему отъезду закрыть, а потом и вовсе сдать в аренду.

Вот и получилось, что с родителями про Москву я так и не поговорила. Отца не стало, а матери было не до меня. В итоге вещи на новое место мы собирали вместе с бабулей. И я так была ей благодарна! Не знаю, чтобы я без нее делала. В душе царил настоящий раздрай, если не сказать больше.

Ведь я снова была одна. И Тайный Поклонник не отвечал, хоть я и писала ему почти каждую неделю. Да, я знала, что это было глупо, ведь я видела, что мои сообщения так и оставались непрочитанными. Но я не могла ничего с собой поделать. Я скучала. Очень! Ведь он был рядом почти два года, и я не могла смириться с тем, что он вдруг исчез из моей жизни. Как так? Все равно, что конечность ампутировать.

Сначала я слезно просила его откликнуться. Затем стала спрашивать, что сделала не так, что он перестал мне отвечать. А потом ругала его, обвиняя в том, что он трус, раз так и не показался мне. Все осталось без ответа. Как будто Тайного Поклонника у меня никогда и не было вовсе.

И мне было так чертовски сложно это принять!