Моё сердце в тебе бьётся

- Итак, горемычная, – хрустнул я пальцами, – признавайся, съела бы ты то клубничное мороженое, что было в первом классе. Ну, если я бы его тебе сунул не в декабре, а, положим, в июле?

- Да, съела бы, – утвердительно кивнула Алёнка, – но с одним условием.

- Каким? – насторожился я.

- Если бы его дарил не ты, – захихикала и показала мне язык.

Боги, язык в исполнении моего тела – это зрелище не для слабонервных. Но, да ладно, Княжиной можно все! Пусь дурачится.

- Ок, принято. Едем дальше, – и новая партия, в которой победил уже не я.

- Она брюнетка, блондинка, рыжая? – выпалила свой вопрос Алёна и мое сердце забилось как шальное.

- Она? – сделал я вид, что не понимаю, о чем идет речь.

- Твоя зазноба, – прищурилась Княжина.

- Ах, это. Блондинка, – ответил я, красноречиво на нее посмотрел и снова расставил фишки на доске для новой партии.

- Эй! Ну, а дальше? – насупилась девчонка, но я только пожал плечами и сделал вид, что полностью игнорирую ее интерес.

- А дальше отвечу, если ты снова выиграешь, – подмигнул ей и кинул кости.

- Бесстыжий ты, Соболевский и игры у тебя дурацкие, – пробухтела Алёнка, но все же сделала свой ход.

Правда, вопреки моим ожиданиям, следующий ее вопрос был совсем по другой теме.

- Зачем ты перевелся в этот институт, Никита? – прилегла она на мягкие подушки топчана, на котором мы сидели под полностью прозрачным куполом.

- Тебе кровь пить, – честно ответил я и Княжина звонко рассмеялась.

- Очень смешно. А, если честно?

Но от ответа меня спас телефонный звонок отца, который в последнее время уж больно активизировался. Чересчур часто он начал давать о себе знать, просил встреч или приехать снова на выходные, предлагал полететь на ноябрьских праздниках на море, интересовался все ли у меня хорошо с Алёной и будто бы реально за меня переживал. А я поверить в это не мог. Для меня Руслан Соболевский всегда олицетворял бездушного монстра, которому я долгие годы был словно бельмо на глазу.

И снова с ним говорила Алёна, а я суфлировал, да только в этот раз после общения, девчонка психанула и зло откинула от себя трубку.

- Так нельзя, Ник!

- Как так? – ощетинился я, приготовившись отстаивать свою точку зрения.

- Вот так! Он же твой отец! Он же любит тебя!

- Ага, Алён, убедила. А я-то думал этот мужик просто постеснялся выкинуть своего ублюдка на обочину жизни. Вроде как не комильфо, да? Зато в глаза смотреть мне малому и говорить, что я ничтожество – это ничего, сойдет. Так по-твоему? – форменно зарычал я и снова в моей душе проснулся обиженный ребенок.

- Ты мне тоже говорил, что я ничтожество, Ник, – вдруг совершенно спокойно выдала Княжина и я вздрогнул.

- Не было такого!

- Было! Из года в год, каждый божий день в школе, стоило тебе только посмотреть в мою сторону. Твои глаза это говорили вместо тебя.

А потом и добила меня.

- Но я, несмотря на всю свою ненависть, нашла же в себе силы общаться с тобой. Хотя ты это ничем не заслужил, Соболевский. А твой отец сам идет тебе навстречу, потому что осознал, потому что хочет все исправить, а не потому, что тупо надо, – процедила она, а я откинул от себя кости и отвернулся, совершенно не зная, чем парировать ее слова.

И с одной стороны она была чертовски права, но с другой…

Тупо надо…

Да, блин, тупо надо, потому что я сдохну без нее, особенно сейчас, когда попробовал, что это такое – быть с ней. Теперь это потребность, жизненная необходимость. И, может быть, физически я останусь прежним, но внутри превращусь в обглоданный труп. Бездушный и смердящий.

Жесть!

Последнюю партию доиграли без вопросов и лишних слов. Молчали, каждый думая о своем. Алёнка выиграла, но упорно хранила безмолвие до самого дома. А там, уже лежа в постели, вдруг повернулась ко мне и прошептала.

- Ты знаешь же, что мать моя особой ко мне любовью никогда не отличалась?

- Теперь знаю, – кивнул я в темноте.

- А мой папа ушел из этого мира, так и не подарив мне тепла. Он был болен. Сильно, Никита. И могу ли я винить его в том, что он где-то не оправдал моих надежд?

- Не можешь, – и снова кивок.

- Но я все равно скучаю, знаешь? Не потому, что прошло, а потому, чего никогда у меня не было. По родительской любви. И если бы я могла только на что-то надеяться, но, увы…Тебе же повезло больше. Не отталкивай своего отца, Никит. Прошу тебя. И когда мы снова станем прежними, пожалуйста, подари ему шанс. Всем нужна надежда. Не только ему, но и тебе тоже.

Секунда тишины, и она легонько прикасается к моей ладони пальцами.

Бьет током. Сердце коротит. Сглатываю.

- Обещай мне!

- Обещаю, – шепчу я тихо.

Но не потому что хочу, а потому что это моя Алёна просит меня об этом. И я в этот момент люблю ее еще сильнее, ибо никто в этом мире не способен видеть свет там, где его и в помине не было.

Вот бы и во мне она разглядела что-то подобное. Боже, прошу! Умоляю! Позволь этому случиться!

Так и лежим неподвижно, ловя качели сна, пока я не решаюсь сказать нечто важное.

- Ты мой друг, Алёна.

Минута тишины, сбитое дыхание. Может мое, а может и нет. И тихий едва уловимый ответ выбивает из меня болезненный вздох.

- А ты мой, Никита.