Моё солнечное наваждение

Герману хотелось притронуться к девочке, оказать простую человеческую поддержку перепуганному несчастному созданию, не понимающему, что на самом деле происходит.

Остро вспомнился свой испуг в неполные семь лет, когда он сжимался на кровати в центре больничной палаты, среди чужих людей, изо всех силёнок пытаясь показать, что ему совсем не страшно. Совсем-совсем!

Благо вовремя опомнился. Это посторонний ребёнок, недопустимо нарушать границы без внятного на то согласия, а девочка точно никакого согласия не давала, не могла дать — перед ней был посторонний взрослый человек.

— Мы перевезли её в хороший дом престарелых. Ты знаешь, что такое «дом престарелых»?

— Детский дом для стариков.

— Верно. Это хороший детский дом. Рядом с твоей бабушкой круглосуточно находится сиделка, ежедневно осматривает врач, ей дают качественные лекарства, занимаются. У неё отдельная комната с выходом в красивый парк. При желании она может гулять, сажать цветы, овощи, ягоды.

— Правда? — встрепенулась девочка.

— Правда, — подхватила Нина. — У меня есть фотографии пансионата. — Она полезла в телефон искать фото.

— Твоя бабушка сейчас живёт в пятидесяти километрах от нашего дома, — продолжил Герман. — Дома, где можешь жить ты, если дашь согласие.

— Мне можно будет съездить к ней? — Господи, каким же огнём загорелись глазёнки малышки. Если бы в тот момент Герман мог, он бы сразу отвёз её к бабушке. Бесчеловечная, адская система, разлучающая самых близких людей, ломающая судьбы, веру, убивающая надежду.

— Конечно, хоть каждые выходные, водитель будет тебя отвозить. Ты можешь звонить ей ежедневно.

— У бабушки нет телефона, она не умеет им пользоваться.

— Сиделка ей поможет, — приободрил Герман.

— Мы можем позвонить прямо сейчас. Сиделке, — включилась Нина. — У меня был телефон… Где же он… Был ведь, был. Вот!

— Бабушка, — пискнула девочка в трубку. — Ты слышишь меня?

— Яра? Слышу, слышу, ягодка моя. Слышу, деточка. Дал господь перед смертью услышать тебя, внученька, теперь и помереть можно.

— Не умирай! — скомандовала Ярина. — Я дам согласие, меня заберут, сразу приеду к тебе.

Через несколько дней состоялся суд, Ярина дала уверенное согласие. Герман, прежде чем привезти «младшую сестру» в свой дом детства, завёз её к бабушке. Обещания детям нужно выполнять — этому учил его Дмитрий Глубокий.

Глава 12

Тогда казалось, что взяв попечительство над Яриной, они одним махом решают все проблемы. Моральные, этические, юридические, финансовые — любые! Блажен, кто верует…

Первое, с чем пришлось столкнуться лоб в лоб — журналистская братия, толпившаяся у крыльца детского дома утром, когда Нина с Германом приехали за подопечной. Лариса Ивановна охотно давала интервью, в приватных беседах рассказывала о нуждах воспитанников, намекала на благотворительную помощь. Заодно вещала о виновнице событий — четырнадцатилетней бывшей воспитаннице, характеризуя её «исключительно с положительной стороны».

Герман бросил взгляд на бледную Нину, скрипнул зубами, направил юриста — напомнить распинающейся Шапокляк о правах ребёнка, семейном кодексе, служебных обязанностях, и двух дуболомов — максимально вежливо оттащить журналюг от выхода. Ситуация за гранью человеческого понимания, усугублять состояние Нины, пугать девочку, выставлять на потеху публики трагедию семьи не хотелось.

Казалось, всё вышло, как нельзя лучше. Лариса Ивановна притихла, сообразив, что ещё немного и Марков спустит цепных псов на неё лично, оставит без работы и репутации. Шмыгнула в свой кабинет, где вежливо, без препон выдала документы, позвала подопечную, пожелала удачи, сердечно попрощалась.

Ярина не произнесла ни слова, поглядывала исподлобья на Нину, изучала, словно примерялась или сравнивала… Впрочем, конечно, сравнивала. С собственной матерью. В четырнадцать лет человек достаточно взрослый, чтобы понимать происходящее. И кем приходится новоиспечённая попечительница её биологическому отцу, и кем в глазах обманутой жены выглядит её мать. От Германа держалась подальше, игнорировала его присутствие.

Прощание с друзьями-приятелями и работниками детского дома в просторном вестибюле прошло скомканно, быстро. Ярина обняла несколько девчонок, своих ровесниц, прижалась к дородной женщине, судя по форме, работнице кухни, махнула всем рукой, силясь выдавить улыбку, и шагнула за порог, следуя за Ниной.

Несколько метров прошли в гробовой тишине. Ярина несла рюкзак, обвешанный значками и брелоками, Герман — небольшую сумку с пожитками «младшей сестры». Завернули за угол типового здания, уже завидев припаркованный автомобиль и стоявшего рядом водителя, как вдруг врезались в несущуюся людскую стену корреспондентов. Щелчки фотоаппаратов, камеры, микрофоны, вопросы, выкрики смешались в единую массу из звуков, вспышек, визгливых голосов.