Элисид посмотрел на меня с долей дружественного раздражения, как бы говоря «Ты мне нравишься, поэтому пока что я терплю, но если ты продолжишь в том же духе, я из тебя душу вытрясу». Эта мысленная трактовка выражения его лица едва не заставила меня хохотнуть, ведь учитывая, где мы сейчас… Но я предусмотрительно сдержалась.
— Тебе нельзя проходить через врата, — на удивление спокойным для такой рожи тоном сообщил он. — Я проведу тебя безопасным путем.
И я решила больше не донимать его вопросами. От греха, как говорится, подальше. Хотя спрашивать хотелось. К примеру, отчего этот мир словно бы давит на меня, и давит ли он на него? Для кого сделаны эти дороги, и отчего нам не встретилось ни одного путника? Отчего мне нельзя проходить через врата и что эти врата из себя представляют? Куда подевались местные звезды, и бывает ли здесь рассвет? Действительно ли туман пытается хватать меня за ноги, и как вообще здесь все устроено? Но по большей части мне действительно не стоило все это знать. Слишком рано. Ну, я надеялась на это.
Вблизи дворец выглядел еще внушительней и частично потерял свою иллюзорную ауру. Убегающие ввысь башни казалось достигали своими шпилями небес, и словно бы нависали над нами, стараясь подавить и заставить одуматься. Черная громада словно бы говорила «Вам здесь не место, убирайтесь!». Но Шеридан упрямо шел к цели.
Здесь не было защитных стен. Возможно, вообще никакой охраны. А зачем? Кто в мире мертвых мог бы посягнуть на сокровища этого места? Не думаю, что кто-то кроме элисидов вообще был способен сюда дойти (и тут вопрос о дорогах вставал особо остро). Мы пробрались внутрь посредством небольшой, незапертой дверцы и прежде, чем идти дальше, Шеридан сделал мне знак молчать, а потом еще добавил тихо:
— Говорить будешь тогда, когда я тебе разрешу. Если сожму твою ладонь сильнее, не двигайся.
Я покладисто кивнула, чувствуя, как стынет в жилах кровь от атмосферы этих сводов, и он потащил меня дальше, неизвестно как ориентируясь в сотнях переходов и коридоров. Казалось, будто это место — истинный лабиринт, из которого просто нет выхода, и мы вечно будем бродить здесь, теряясь в тенях, и так и не встретим здесь никого. В какой-то момент мне захотелось малодушно уточнить, а туда ли мы пришли, но я не была настолько глупа, чтобы открывать здесь рот — создавалось впечатление, что стоит мне издать здесь какой-то звук, кроме едва слышной поступи по каменному полу, и меня тут же… даже не знаю. Порвут на куски выпрыгнувшие прямо из стен твари? Говорить здесь казалось совершенным святотатством.
Когда я уже почти отчаялась, Шеридан остановился перед высокой двустворной дверью, сам себе кивнул и толкнул створки.
Наш путь завершился в громадном зале, расчерченном двумя рядами монолитных колон, которые будто бы были созданы не из камня, а из текучих потоков смолы, идеально ровно входящих в дыры в полу, оформленные как подножия для колонн нормальных, и все, что «выдавало» их текучесть — это дрожание отблесков от огня, разожженного в больших чашах у стен. Иначе, как «тронной» эту залу назвать было нельзя. Но трона здесь не было. Дальняя часть этого невероятного помещения была словно бы осиротевшей — там было абсолютно, девственно пусто. Только на полу виднелся странный узор — черное на черном, но все равно остающееся различимым, если не взглядом, то самой моей сутью.
И здесь, как и во всем этом мире не было никого. Ни живого, ни мертвого. Несмотря на это, Шеридан опустился на одно колено и склонил голову, сильным рывком за руку заставив меня повторить его позу. Мы стояли на коленях посреди пустого зала в пустом дворце, стоящем посреди пустого мира, и ничего, на первый взгляд, не происходило. Я думала о том, что у нас уже действительно мало времени и нервничала, что не могу с этим ничего сделать.
А потом на меня черным пологом опустился покой. Покой, от которого по всему моему телу рванули ледяные мурашки, волосы на голове зашевелились и захотелось вскочить и бежать отсюда без оглядки. Именно этот момент Шеридан избрал, чтобы сильнее сжать мою ладонь, подавая условный знак. И я замерла, даже боясь открыть снова глаза и понимая одну простую истину: безумец тот, кто стремится сюда из праздного желания жить вечно.
Глава 28
— Дитя мое, — прошелестел голос, которому не было описания и у которого словно не было источника, будто сами стены издавали этот звук. — Шеридан.
И то, как этот голос произнес имя моего спутника… Чуть протяжно, с родительской нежностью и при этом с жестокой насмешкой, словно говорившее существо любило его, но в то же время считало чем-то ничтожным, и даже не думало это скрывать. И при этом смогло вложить в это имя мелодичную певучесть, словно соткав его из ледяных ветров и дыма.
— Госпожа, — эхом откликнулся элисид, и я почувствовала, как рука, сжимающая мою ладонь, холодеет от его магии.