Мойры

Вечером втиснулась я в тот обрезанный прикид и пошла туда, где стояли девушки. Дура была, ничего не соображала, правил не знала, казалось мне, что запросто можно вот так проявить личную инициативу. Там, на месте, что-то мне в голову все-таки стукнуло, меня там явно не ждали, но подумала: поторчу некоторое время, а после сориентируюсь. Как же. Только встала, девушки на меня зашипели, а потом смотрю — идет такой приблатненный амбал, на шее золотая цепь, рожа как у бульдога, и девушки на меня его науськивают. Уже собралась деру дать, но в ту минуту гляжу — подъезжает машина, и не какая-нибудь, шикарный джип. Клиентик приоткрыл дверцу и вежливо спрашивает, почем и все такое, а я шмыг внутрь и дверь захлопнула. Амбал остановился, ждет, пока выйду, злой как черт. Попадись я ему, башку оторвет. Клиентик прибалдел, что девушка лезет к нему в машину, даже не условившись о цене. Спрашивает, почем удовольствие, а я ведь не в курсе, понятия не имею, какие расценки, сообразила лишь, о каком «удовольствии» речь. Отвечаю: «Пятьдесят». А он: «Дорого, вылезай». Это надо же, джип его наверняка бешеных бабок стоил, и такое жлобство. Но так уж заведено: если кто богат, значит, жлоб, а иначе был бы беден, как я.

Испугалась я, ведь вылезти никак нельзя. Только я, парень, унижаться и клянчить не умею, вот и говорю: «Не понравится — не заплатишь». Мне уже все равно было, лишь бы оттуда уехать. Его зацепило, в жизни такого текста от девушки не слыхал, а видно, что малый тертый. Смекает, что я новенькая, решил, наверное, что это какая-нибудь акция, типа скидок в супермаркете, кретин. Ладно, дал по газам, и только нас и видели.

Что?

Да, заплатил, заплатил, я старалась как проклятая. Дешево себя тогда продала, делал он что хотел, а у меня даже на хлеб не осталось, и эти пять бумажек позарез были нужны. Молилась только, чтобы не надул меня, но ничего, заплатил. А может, я ему просто понравилась, телефон просил, но я уже сообразила, что в том месте удача мне не светит. С самого начала все пошло наперекосяк.

Утром села в поезд. Отправилась к морю, в Гданьск, сезон начинался, лето. Думала, там будет полегче, да и люблю я море. За квартиру не заплатила, за электричество тоже, выбралась по-тихому из дома в пять утра, когда все спали, будто преступница какая. Единственный раз кого-то обворовала, как вспомню, с души воротит, но что было делать. Может, когда буду опять во Вроцлаве, отдам с процентами, сейчас это для меня уже не такие большие деньги.

К морю прибыла вообще без гроша, не было где жить, не было на что жить. Сперва спала в Сопоте на пляже, июнь выдался погожий, ночи теплые. Утром мылась в море, трусы стирала, на солнце сушила. У меня с собой было немного барахла в пакете, а на дне, завернутое в газету, мое платьишко для особого случая. Пыталась найти нормальный ночлег, но в такое время года там каждая койка на вес золота, а я едва наскребала на хлеб с молоком. Отправилась искать работу, как порядочная. Нашла — в закусочной. Вся пропиталась тамошним запахом, думала, рехнусь, от меня постным маслом за километр несло. Через неделю получила первую зарплату — сто пятьдесят злотых. Целую неделю стоять в том смраде за такие бабки! Знала, что столько же могу получить за один выход на улицу, ну, может, за два. Все у меня чесалось от соленой воды, на голове колтун. Той ночью, когда зарплату выдали, лило как из ведра, я забралась под мол, на голову капало, и я тряслась от холода. Не передать, каково мне было.

На пляже кучковались бомжи, один из них, поглядев на меня, протянул бутылку с денатуратом. Я не отказалась, но подумала, что все, скатилась я на самое дно. Сделала глоток, согрелась, больше пить не стала, на свете нет ничего противнее денатурата, ей-богу, да и отравиться боялась. Поболтала с ними, рассказали они, что да как, кого искать, с кем разговаривать, кто тут заправляет. Расспрашивала я их прямым текстом, двое были местными, всех знали, только нажиться на этом не могли, потому что не было у них таких сисек, как у меня. Им оставалось только на пляже сидеть. Они, наверное, до сих пор там.