Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода

– Топор или длинный кинжал не так удобны для защиты, – пояснил по окончании шуточного поединка Амосия. – Копье длинное, им удобнее. Древки наших копий сделаны из черного дерева, что привозят из страны Куш. Оно тяжеловато, но прочностью не уступает железу.

«Тяжеловато» было сказано из скромности. Моисей, крепкий мужчина в расцвете жизненных сил, взял копье Амосии в руку и понял, что не смог бы долго махать таким тяжеленным копьем.

– Египтяне верят в то, что солнцеликий бог Ра каждую ночь сражается с гигантским змеем Апопом, олицетворением зла, и побеждает его, – продолжал Аарон. – Потому жрецы Ра весьма сведущи в обращении со змеями различных пород. Сведущи настолько, что умеют подчинять этих тварей своей воле. Я сам был свидетелем того, как на храмовом празднестве сотня, если не больше, черных гадюк извивалась вокруг жреца Ра в такт движениям его руки. Это было самое ужасное и самое отвратительное зрелище из тех, что мне довелось видеть!

– И обрати внимание на то, как скоро начали распространяться слухи! – Моисей многозначительно покачал головой. – Наш стан огромен, но уже повсюду говорят о том, что змей наслали египетские боги!

Это действительно было так – начальники всех колен прислали гонцов с одним и тем же сообщением: «Люди взволнованы, говорят, что змей наслали боги египтян и что это только начало, дальше будет хуже».

– Несколько человек одновременно начали распространять один слух, – понимающе кивнул Аарон и помечтал: – Эх, если бы удалось схватить хотя бы одного из них! Мы наблюдаем, брат мой, у нас есть те, кого можно заподозрить, но что толку от наших наблюдений, если враг действует без помех? Элиуду удалось узнать что-то полезное?

– Кроме той находки в повозке Нафана – больше ничего полезного он не узнал и не нашел, – ответил Моисей. – Он в последние дни больше думает о моей безопасности, чем о поимке врага. Бедный Элиуд, если он не сидит у моего шатра, то ходит по стану, собирая свежие сведения о наших подозреваемых. Он осунулся, и лицо у него потемнело от усталости…

– Все мы немного осунулись в пути, и у всех нас лица загорели сильнее прежнего, – улыбнулся Аарон. – Элиуд молод, а молодости свойственно быстро восстанавливать силы. Думай лучше не о нем, Моисей, а о себе.

– Я думаю обо всех, кто идет с нами, иначе я не могу, – просто, без какой либо рисовки ответил Моисей.

Обернувшись на топот копыт, Моисей с Аароном увидели скачущего к ним Осию и по выражению его лица, а также по тому, как быстро он мчался, поняли, что сейчас услышат еще одну плохую новость. Осадив коня шагах в десяти от холмика, Осия спешился и подбежал к Моисею и Аарону.

– Сто пятьдесят семей из колена Вениаминова сговорившись, снялись и ушли в Египет, – тихо, так, чтобы не было слышно кругом, сказал он. – Другие стыдили их, но они все равно ушли. Идут медленно, догнать их не составит труда.

– Ты говоришь, что их пытались остановить? – переспросил Моисей.

– Да, – кивнул Осия, сердито играя желваками. – Сам Авидан просил их одуматься и бросил у них на пути свой посох, но это не помогло. Они плевались в ответ и все же ушли.

– Тогда незачем догонять их! – решил Моисей, переглянувшись с Аароном. – Пусть идут. Еврейский народ – свободный народ, тем, кто добровольно возвращается в рабство, с нами не по пути!

– Некоторые кричали им вслед: «Встретимся в Египте» – еще тише, почти шепотом, сказал Осия.

– Мы никого не удерживаем насильно! – твердо сказал Моисей. – Еще не хватало, чтобы люди говорили: «Раньше нас не отпускал фараон, а теперь нас не отпускает Моисей». Предупреди немедля всех начальников колен и всех начальников над воинами, что тем, кто желает уйти, не следует чинить препятствий! Пусть уходят!

– Исполню! – кивнул Осия и побежал к своему коню.

– Господи! – взмолился Моисей, глядя на синее безоблачное небо. – Пошли мне мудрости, достаточной для скорейшего разоблачения нашего врага! Раз уже находятся среди нас такие, кто решает вернуться и уходит, то медлить нельзя! Еще одна или две неприятности, и дух народа будет сломлен!

– Народ, дух которого так легко сломить, не заслуживает другой доли, кроме рабской, – сказал Аарон. – И лучше вспоминать не змей, которые наползли к нам сегодня, а вспоминать море, поглотившее войско фараона. Разве после этого можно пасть духом?

– Но падают же, – Моисей вздохнул, вложив в этот вздох все свое сочувствие заблудшим и свою скорбь по ним. – Но возвращаются же некоторые в Египет…

– Несколько паршивых овец найдется в любом стаде! – ответил Аарон. – Будь они прокляты за свое отступничество, другого я им не скажу! Ты знаешь, брат, что я человек мирный и кровожадность с жестокостью мне чужды, но сейчас я скажу так – пусть удел вернувшихся станет таким тяжелым, чтобы они по десять раз на дню проклинали свое отступничество! Пусть все змеи пустыни выползут им навстречу и жалят без конца, потому что они предали не только свой народ, но и Господа нашего! Они – как гной, который должен вытечь, чтобы рана затянулась!

Тут Моисея неожиданно посетила мысль, показавшаяся ему весьма дельной…