Мойте руки перед бедой

В 23 часа большевики начали орудийный обстрел дворца из Петропавловской крепости. Из 35 выстрелов только два попали в цель и лишь едва повредили карниз здания. Отряды солдат рабочих и матросов беспрепятственно проникли через тыльные входы и толпой задавили сопротивление, однако, как выяснилось впоследствии, что из числа защитников правительства Керенского погибших было шесть человек. По непроверенным данным три ударницы женского батальона были изнасилованы приверженцами всеобщего равенства, и одна покончила жизнь самоубийством. Среди захватчиков потерь не было.

Вопреки расхожему мнению, Ульянов был настолько возбуждён и охвачен ожиданием известий, что даже не посчитал необходимым появиться на II Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, который открылся одновременно с выступлением вооружённых отрядов.

Наконец-то, около трёх часов ночи в кабинет ворвался Подвойский и радостно крикнул: «Всё! Зимний наш!». Все, кто был в кабинете вскочили и с ликованием кинулись обниматься. Ленин устало бухнулся на диван, размотал платок, сбросил парик и свои дурацкие очки. Подвойский подскочил к нему и повторил известие: «Ильич, ты слышал? Мы победили!» Ульянов вместо ответа достал из кармана платок и вытер вспотевшую лысину.

Прямо сразу и все вместе революционеры пошли в кабинет, где ожидал известия Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Только после этого Бонч-Бруевич потащил Ульянова к себе на квартиру, отдыхать.

Здесь рушится легенда о пламенном выступлении Ленина на II Всероссийском съезде депутатов. О свержении Временного правительства и захвате власти большевиками объявил Каменев, по иронии судьбы накануне активно возражавший против вооруженного переворота.

После краткого выступления Ульянова в Петросовете, новый глава государства в сопровождении Бонч- Бруевича поздно ночью отправился отдыхать. Соратники уже без особой боязни ехали на фаэтоне «Тюрка- Мери» и сырая погода теперь не казалась им унылой.

Влади́мир Дми́триевич Бонч-Бруе́вич (28 июня [10 июля] 1873, Москва – 14 июля 1955, там же) – российский революционер, большевик, советский партийный и государственный деятель, этнограф, публицист. Ближайший помощник и фактический секретарь В. И. Ленина. Доктор исторических наук.

Авто остановилось возле парадной доходного дома купца Гордеева по Херсонской улице, дом пять, и пассажиры вышли. Через несколько минут они вошли в апартаменты Бонч- Бруевича. Время уже было позднее, и семья будущего управляющего делами Совета народных Комисаров уже спала. Здесь же ночевала и Крупская. Владимир Дмитриевич сразу предложил Ульянову свою комнату.

– Ни в коем случае, – наотрез отказался Владимир Ильич, – Вот здесь будет хорошо, – показал он на узкий диван. Однако Бонч- Бруевич продолжал настаивать:

– Дорогой вы наш, давай-ка, я покажу тебе свои «апартаменты».

После недолгих уговоров Ленин согласился, и Владимир Дмитриевич распахнул дверь в маленькую узкую комнатку больше похожую на келью. Вдоль одной стены стояла аккуратно заправленная кровать, а всю ширину окна занимал письменный стол. Если не считать двух книжных полок на стене, мебели больше не было.

Ульянов сделал пару шагов, погладил рукой письменный стол и хитро посмотрел на хозяина квартиры.

– Я согласен, – произнёс он.

– Ну, вот и ладно, – резюмировал Бонч-Бруевич и продолжил. – Теперь давайте перекусим. День тяжёлый получился.

После короткого ужина Владимир Ильич удалился в хозяйскую келью, а Владимир Дмитриевич прилёг на диван. Ему не спалось. Возбуждение от достигнутой победы не спадало. Бонч-Бруевич встал, проверил все замки и крючки, накинул дверную цепочку. Потом достал два револьвера и поставил их на боевой взвод. Один револьвер положил под подушку, а второй на пол возле дивана.

Эта была лишь первая ночь после триумфа, и всякое могло случиться. Владимир Дмитриевич крупными цифрами написал на листке бумаги все номера телефонов товарищей, Смольного и районных Советов депутатов, чтобы в случае чего, не забыть впопыхах. Благо в квартире стоял телефонный аппарат. Наконец погасил лампочку и лёг.

Ленин ещё раньше выключил лампочку в своей комнате. Бонч-Бруевич уже начал было засыпать, как под дверью комнаты Ульянова вдруг блеснул свет. Ему тоже не спалось.

Владимир Ильич еле слышно на цыпочках подошел к столу и сел. Потом зажёг, в последствии, знаменитую зелёную лампу, придвинул к себе чистый листок бумаги, макнул перо в чернильницу и начал писать.

Писал он долго. Что-то перечёркивал, делал выписки, правил и наконец принялся переписывать набело. Потушил лампу, встал из-за стола, неслышно прошёл к кровати и лег. За окном серело ранее и хмурое петроградское утро.