Уншлихт знал отношение Председателя совнаркома к работникам умственного труда и не стеснялся в выражениях, стараясь угодить начальнику.
В ответ Ленин заразительно рассмеялся и, вежливо распрощавшись, положил трубку. Как вспоминали современники Ульянова, смех его действительно был заразительным, но иногда он казался не веселым, а скорее, сатанинским и злорадным. Особенно когда шутка казалась смешной только ему.
По мере того, как Ульянов втягивался в работу, тревожные мысли о собственном здоровье покидали его, и настроение становилось бодрее. Владимир Ильич начал писать. Временами он останавливался, грыз перьевую ручку и что-то напряжённо обдумывал. Затем продолжал писать. Он готовился к разговору с Председателем ГПУ Дзержинским, появление которого ожидалось с минуты на минуту.
Лишь однажды Крупская отвлекла его от работы. Она неслышно появилась со стопкой заказанных Лениным книг, положила их на дальний край стола, накрытого красной скатертью с кистями и предназначенного для посетителей, и внимательно посмотрела на мужа. Тот глянул на неё отсутствующим взглядом, рассеянно кивнул головой и вновь углубился в работу.
Надежда Константиновна ещё несколько мгновений пристально понаблюдала за мужем, потом поднесла книги поближе и, убедившись, что супруг чувствует себя вполне нормально, так же тихо, как и вошла, покинула кабинет.
Наконец Ульянов выпрямился, аккуратно положил перо на малахитовый прибор, поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету. Рассеянно переложил книги на своём столе и подошёл к окну.
Предложения по активизации высылки были готовы. На фронте очищения рядов интеллигенции предстояло ещё много работы. По мнению вождя пролетариата, работа в этом направлении велась медленно, а он был сторонником более жёстких и решительных мер.
Коротко брякнул аппарат внутренней связи, Ульянов быстро поднял трубку и услышал голос Надежды Константиновны:
– Феликс приехал.
– Очень хорошо. Немедленно проси.
В ожидании руководителя ГПУ Ленин ходил по кабинету, энергично потирая руки. Дверь без стука отворилась, и вошел Дзержинский. Владимир Ильич бросился к нему, подхватил под руку и энергично потянул к столу. Потом, сделав широкий жест, с поклоном указал ладонью на большое кожаное кресло для посетителей, а сам уселся в точно такое же напротив.
Пока Председатель ГПУ выкладывал из папки бумаги, Ленин приподнялся и взял со своего стола листок, на котором только что записывал данные продиктованные ему Уншлихтом.
– Нуте-с, докладывайте, – нетерпеливо произнёс Владимир Ильич. Дзержинский знал тему разговора и без предисловий начал зачитывать фамилии задержанных. Ленин хитро посмотрел на Феликса Эдмундовича, подхватил свой листок, поднялся с кресла и принялся быстро расхаживать по кабинету.
Начальник ГПУ читал фамилии, иногда комментировал или давал характеристику личности некоторых запланированных к высылке литераторов, историков, философов. Ульянов остановился, потом подошёл к посетителю, наклонился над ним и, заложив одну руку за спину, другой потряс своим листком перед носом Дзержинского и громко произнёс:
– Не трудитесь! У меня эти данные давно есть!
Бросил листок на стол и захохотал. В этот раз его смех не был ни сатанинским, ни весёлым, но в нём явно прослеживались издевательские нотки.
Феликс Эдмундович сконфузился и, чтобы скрыть своё состояние, закашлялся. Постепенно его натужный кашель усилился и стал неконтролируемым. Дзержинский потянулся за платком, затем прижав его к губам, едва справился с приступом.